Ева аж поморщилась от ее криков и выдохнула, когда они отошли. В этот утренний час на рынке было многолюдно, и горожане – по большей части женщины разных возрастов – толкались и перебранивались, когда сталкивались у популярных прилавков.
Гриди купила моркови, капусты, бобов и немного зелени, особо не присматриваясь к товару, и повела дочь домой. Тут, на рынке, ее знают, но не так уж, чтобы каждый здоровался, и она надеялась, что и в пекарне никто не обратится к ней и не спросит, как она поживает. Потому что отвечать не этот вопрос она не желает…
В пекарне по счастью тоже знакомых не оказалось: быстро купив хлеба, Гриди чуть ли не побежала к дому, при этом таща за собой Еву. Девушка отлично понимала, чем вызвана такая спешка, поэтому вопросов не задавала – ей было даже забавно представлять, что они не на рынок сходили, а в опасной авантюре поучаствовали. Улицы, дорога, закоулок – и вот выход к дому.
Гриди выдохнула, обнадеженная… и остановилась.
У их дома стояла повозка, запряженная уставшей лошадью; на передке сидел белобрысый прыщавый парень и вдохновенно ковырялся в носу. А у закрытых дверей их дома стоял сам Летард Ханкин, глава гильдии поваров… Гриди окаменела; женское чутье безошибочно сообщило ей, что дела плохи.
Ханкин – человек пренеприятный; он поднялся очень быстро и все надеется купить грамоту рэнда, чтобы зваться благородным. Одевается он так, словно уже рэнд, имеет привычку смотреть на человека свысока и разъезжает по городу в наемном экипаже. Но не сегодня: сегодня повозка. Странно это…
Ханкин, словно почувствовав, что на него смотрят, обернулся и посмотрел прямо на женщин. И тут же повелительно рукой махнул: сюда.
— Ох, Мира Милостивая, — выдохнула шепотом Гриди и повела за собой Еву.
Ева спросила:
— Кто этот человек?
— Глава нашей поварской гильдии.
— Что ему нужно?
— Хотела бы я знать…
Они подошли к Ханкину, и тот вышел им навстречу. Ева посмотрела на него: одет нарядно, но без кружев – только знати положено, остатки волосы зачесаны, чтобы скрыть лысину, лицо лоснящееся, губы толстые. Неприятный тип, и живот выпирает некрасиво. Брокк, например, тоже пузатый, но у него пузо, соразмерное телу, приятное какое-то.
— Наконец! — бросил раздраженно Ханкин. — Где твой муж? Почему я должен разыскивать его по городу?
— Он захворал, — пискнула Гриди: перед власть имущими она всегда робеет, а глава гильдии – это глава гильдии.
— Захворал? Как же! Проучили его каэры; знаю я, рассказали. Какой позор! Мне сегодня по милости твоего муженька такую выволочку устроили! Напасть на каэра! Да как он посмел? Где он? Где этот болван отлеживается? Я устал уже колотить в двери!
— Он… ем-му… — заикаясь, выговорила побледневшая Гриди.
— Где он? — рявкнул Ханкин. — Хотя ладно, пусть остается там, где прячется: не хочу видеть его наглую рожу. Передай, что в гильдии он больше не состоит.
— Как? — пролепетала бедная Лэндвик.
— Брошь пусть сдаст, а вывеску снимет, и сегодня же. Готовить ему запрещено теперь, так и скажи.
Бросив лишенный всякого сочувствия взгляд на Гриди, Ханкин пошел к повозке. Гриди вдруг опустила корзину и бросилась за ним.
— Господин Ханкин! Пожалуйста, сжальтесь над нами! Муж мой ни на кого не нападал, это на него напали! У нас дочь ук…
— Ничего не желаю слышать!
Гриди всхлипнула и закрыла лицо руками. Ева тоже корзинку оставила, подошла к женщине и, обняв, сказала Ханкину, уже усаживающемуся в повозку:
— Богиня все видит.
Голосок у Эвы Лэндвик тихонький, слабенький, как шелест опавших листьев… был. Глава гильдии обернулся и посмотрел на костлявую тетку в косынке, которая почему-то уставилась на него чуть ли не со злобой.
— Ты еще кто такая?
— Я – дочь Брокка Лэндвика, — отчеканила Ева, — и помощница самой Рагенильды-жрицы. Надеюсь, вы не поступили с моим отцом несправедливо, иначе будете наказаны. Богиня видит все.
«Полоумная какая-то», — подумал Ханкин и велел мальчишке-вознице трогаться.
А самого почему-то пробрало. Неужто эта уродка и впрямь жрица?
Глава 5
Когда Гриди с Эвой поднялись к Брокку, он стоял у окна. Повернувшись к ним, он спросил:
— Выпихнули меня?
Гриди всхлипнула и давай плакать; Ева, уже привыкшая к такой эмоциональности, приобняла женщину за плечи, отвела в сторонку, к стулу, усадила и сказала:
— Успокойся, мама, все наладится.
— Как? — выдавила Гриди, рисующая в уме картины, как они скатываются в нищету и распродают вещи, а дурочка Ливви возвращается с надутым животом.
Примерно этого же боялся Брокк. Как в дверь стучали, он не слышал, но проснулся, когда повозка уже отъезжала, выглянул в окно, увидел Ханкина и его прыщавого племянника и сразу все понял. Глава гильдии просто так не поедет к простому повару, да еще и в повозке: значит, он зол, раз приехал побыстрее и без помпы.
— Что сказал Ханкин? — все же спросил Брокк, но Гриди была занята слезами, поэтому вместо нее ответила Эва:
— На тебя пожаловались каэры, отец, поэтому ты исключен из гильдии.
Лэндвик кивнул: Ханкин трепещет перед каэрами, так что решение его понятно.
— Разве гильдия не должна заступаться за своих людей? — спросила девушка.