Это всегда был он

– В тот день… – Дима прикрывает глаза и стискивает зубы. – В тот день Миша прислал Ксю странное сообщение: фотку с крыши двенадцатиэтажки на Бакланке[3] и текст, очень похожий на прощание. Она испугалась, показала сообщение Саше, и тот сразу все понял. Позвонил мне, а сам бросился к Мише.

– Он не… он не успел, да? – опустошенно спрашиваю я.

– Успел, только это ничего не изменило. Настя, Мор все видел. Видел, но ничего не смог сделать, не смог его остановить. Когда Миша прыгнул, я был внизу, выходил из машины.

Подношу ладонь к губам и зажимаю пальцами нос, мучительная тошнота стягивает желудок. Я даже не знаю, как реагировать. Во мне будто не хватает нужных деталей, чтобы понять и принять то, о чем он говорит.

– Это… это просто кошмар, – выдавливаю я.

– Да, не то слово.

– Но почему тогда Максим… почему он… – Напрягаюсь изо всех сил, чтобы связать пару слов. – Он сказал, что ты…

– Друг убийцы, – на этот раз Диме приходится помочь мне закончить. – Да, это его любимая фраза, адресованная мне.

Могильная тишина закладывает уши, а от запаха вялых листьев свербит в носу. Я хочу верить Диме, очень хочу, но такие злоба и ненависть, которые я увидела вчера в глазах Максима, не берутся из ниоткуда.

– Почему он так говорит? – спрашиваю я.

– Слушай, – Дима немного прокашливается и его голос становится непривычно жестким, – Строганов всегда был странным. Сам себе на уме, понимаешь? А с Мором у них вообще были особые отношения, дружба на грани вражды. Они вечно цеплялись, и не всегда по-доброму. Думаю, Макс тупо завидовал, а еще ревновал Мишу к нам, после того как мы попали в одну группу. Ему это не нравилось, как-то раз он даже заговорил о предательстве. Типа мы отделились, кинули братву.

– И только поэтому он мстит? Потому что вы «украли» его друга?

– Не совсем. Макс уверен, что Саша… толкнул Мишу.

– Что? Но почему?

– Знаю, звучит как бред, но не для Макса. Он выдумал другую историю, удобную для него. Что якобы Морев был не в восторге от отношений Миши и Ксю, и из-за этого…

– Боже, это какой-то невыносимый сюр.

– Согласен. И я пытался все разрулить. Поговорить с Максом и парнями, объяснить, как все было на самом деле, но… – Дима мрачнеет все сильнее и, кажется, тьма обступает нас со всех сторон. – Но соль в том, что главная проблема не в них.

– В каком смысле?

– Настя, это Саша. Все, что происходит сейчас, – его игра, и правила тоже его. Он винит себя, наказывает, а Макс и компания, их месть и все остальное лишь проекция того, как сильно Мор сам себя ненавидит. Он подыгрывает им, соглашается с обвинениями, заставляя все больше убеждаться, что они правы. И сколько бы я ни говорил с Сашей, сколько бы ни упрашивал прекратить…

Дорожка из догадок становится шире и прочнее и ведет к страшной правде. Вот где случился надлом. Горе потери в тандеме с чувством вины толкает на ужасные вещи: самобичевание, самоистязание, неоправданный риск, намеренное подвержение себя опасности. Поведение Саши предстает предо мной совсем в других красках. Это алая агония в тесной черной клетке, ослепительно белый безмолвный крик о помощи, серая тоска и бурая ненависть.

– Может, стоит еще раз поговорить с Максимом? – предлагаю я.

– Думаешь, я пробовал лишь однажды? Он не верит мне. Думает, я защищаю друга, а заключение полиции – ложь. Типа мы все подстроили. Дэн и Жека на его стороне, ведь никого из них там не было. И, если честно, мне кажется, Максу уже давно плевать на Мишу и все, что случилось. Ему нравится позиция, в которой он оказался, и власть, которую он получил. Он кайфует, Настя. Правда ему не нужна.

Горячая дрожь пробегает по телу, заставляя встрепенуться. Выпрямляю спину, взгляд мечется:

– Нельзя это так оставлять. Нужно… не знаю. Заявить в полицию, сказать родителям Саши. Хоть кому-нибудь! Это ненормально! Небезопасно! Ты понимаешь?!

– Тише, – ласково говорит Дима, поймав меня за руки. – Я понимаю, но и ты пойми, все не так просто. Одного друга я уже потерял, не хочу, чтобы это случилось и со вторым. Сашу сейчас нельзя назвать стабильным и адекватным, да и Макс в своих заскоках непредсказуем. Я боюсь сделать хуже. Боюсь спровоцировать кого-то из них на… на что-то такое, что не смогу контролировать.

– И что тогда делать? Ничего?

Зимин крепче сжимает мои ладони, упирается локтями в стол и наклоняется.

– Не знаю, – приглушенно говорит он, согревая дыханием мои пальцы. – Саша виноват не больше, чем все мы, но меня он не слушает. Никого не слушает.

– Точно, – огорченный шепот срывается с моих губ, а память подкидывает сцены из того вечера, когда Морев так настойчиво отвергал любую помощь даже с пробитой головой.

Слезы застилают глаза. Сколько Саша уже в таком состоянии? Год? И все это время он… он…

– Настя, ты ведь вчера пришла не ко мне, верно? Между тобой и Сашей что-то произошло? Я прав?

Рефлекторно забираю руки из ладоней Димы, и он коротко дергает уголком губ, откидываясь на спинку стула.

– Можешь не рассказывать все, но… вы общаетесь?

– Вряд ли это можно назвать общением, – отвечаю я.