Это всегда был он

– Это была идея Миши, – перебивает Саша, и вены на его правой руке надуваются еще сильнее. – Он собирался сделать это перед тем, как… в общем, он не успел, а я решил закончить, что ли.

– Ясно, – произношу тихо. – Ну, тебе даже идет.

– Настя, он не был плохим человеком.

– Так я и не думаю.

– Думаешь. Все думают. Считают его слабаком, только это неправда. Большинство не выдержали бы и половины из того, что он пережил.

Язык прилипает к небу, не знаю, что и сказать. Он так защищает Мишу, что становится не по себе. Понимаю, они были друзьями, но поступок Леванова нельзя оправдать. У Миши был выбор, и он сам его сделал. Виски пульсируют от противоречий, жалость и злость бьются друг с другом. Все это слишком сложно и неоднозначно.

Саша ставит кастрюлю на сушилку для посуды, моет раковину, с силой выжимает губку и выключает воду. Вытирает руки о полотенце и разворачивается ко мне лицом.

– Теперь ты думаешь, что я больной.

– Не угадал. Я думаю, что тебе очень больно.

Встаю со стула, Морев отворачивается, но больше никак не препятствует моему приближению. Обнимаю его, сцепляя руки за спиной, и через секунду он уже обнимает меня в ответ.

– Мне жаль, что с ним все это случилось, – шепчу я.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что жалеешь его, а не меня. Он это точно заслужил.

Прижимаюсь сильнее, сдерживая порыв сказать, что Саша тоже многого заслуживает. Например, обычной человеческой радости, спокойствия и… прощения. Но он сам еще не готов принять это. Пока нет.

– Уже поздно. Мне пора, – говорит Морев устрашающе ровным тоном.

– Может, останешься еще ненадолго?

– Это не побег, не волнуйся. Тебе нужно отдохнуть, завтра на учебу, а мне сейчас лучше побыть одному.

Морщусь от протеста. Я бы не хотела, чтобы он оставался один, но если ему это нужно, придется отпустить.

– Хорошо. Я все понимаю.

Саша целует меня в макушку. Делаю полшага назад, не убирая рук с его талии, и поднимаю голову:

– Мы ведь увидимся завтра?

– Если ты хочешь.

– Конечно, хочу.

– Значит, увидимся, – его губ касается легкая улыбка, но ненадолго. – Настя, только у меня есть одна просьба. Некрасивая, но по-другому никак.

– О чем ты?

– Дима рассказал мне о твоей встрече с Максом и о том, что ты дружишь с Аней.

Настороженно киваю и жду, что будет дальше.

– Я разберусь со Строгановым, но… мне нужно немного времени, чтобы…

– Без проблем, – с готовностью соглашаюсь я.

– Это еще не все, – скованно говорит он. – До этого момента никто не должен знать, что мы вместе. Макс сильно и давно меня ненавидит, а за последний год все стало лишь сложнее. Мы не будем скрываться долго, только пока я не…

– Хорошо, – отвечаю уверенно. – Я все поняла.

– Спасибо, – с облегчением отзывается он и обхватывает мою голову, притягивая ближе для поцелуя.

Прижимаюсь к его губам, сладость нежности и свежесть умиротворения приносят покой душе. Мы справимся. Обязательно справимся. Я в это верю, ничего другого и не остается.

В столовой стоит уже привычный гомон, пара старшекурсников спорит из-за последнего пирожка с картошкой, за соседним столиком кто-то обсуждает грядущую сдачу курсовых работ. Обхватываю картонный стакан с горячим чаем и подношу к губам. Неделя пролетела почти незаметно, а ноябрь решил заморозить всех. Правда, с жаркой бурей в глубине моей души ему не тягаться.

– Настя-я-я… – зовет Лера, взмахивая ладонью у меня перед лицом.

– А? Да? Что такое? – отзываюсь я.

– Это мы и хотим спросить, – серьезно говорит Лина, тыча в меня пластиковой вилкой. – Что с тобой? В последние дни ты какая-то странная. Все хорошо?

– Да. Все отлично.

Девчонки переглядываются, и мне становится совестно. Я держу обещание, данное Саше, но это нелегко. Иногда хочется высказать кому-то то, что я не могу сказать ему. Например, что Миша не святой, а Макс – ублюдок, заслуживающий наказания за свою жестокость. Или попросту по-девичьи поскулить, поделиться переживаниями и обсудить волнующие меня моменты, да и порадоваться тоже есть чему. Чисто теоретически я, конечно, могу обратиться к Зимину, но не думаю, что сейчас это хорошая идея. Мне не хочется взваливать на него еще больше проблем, он и без того тащит на себе немалый груз. Кажется, я начинаю понимать Аню еще лучше. И как она выдержала подобное? Год без нормального общения с друзьями, год наедине со своими мыслями. Ах да, она была влюблена. Как, впрочем, и я.

– Слушай, – вздыхает Лина, – если не хочешь рассказывать, мы не настаиваем, но…

– …мы волнуемся, – подхватывает Лера. – Ты кажешься грустной, после пар все время сбегаешь, а вечерами не отвечаешь на сообщения.

– Если все дело в Зимине, – Лина ударяет кулаком о ладонь, – только моргни. Я ему такое устрою.

– Нет! – встревоженно мотаю головой. – Дима тут ни при чем.

– Значит, вы не ссорились? – Лера нервно поправляет сережку в носу. – Он за эту неделю ни разу не объявлялся, и мы подумали…

– Мы не ссорились, – перебиваю я, судорожно пытаясь придумать безопасные объяснения. – У меня… я… я просто скучаю по дому, по родителям, поэтому, наверное, и грущу немного. А еще скоро первая сессия. Не думала, что учеба в универе будет такой… сложной.