Чем больше деталей я узнаю, тем сильнее ужас. Какими же уродливыми могут быть люди, какими страшными обстоятельства. Вот живешь ты, думаешь, что твои проблемы серьезны, считаешь, что мир излишне к тебе несправедлив, но буквально за поворотом может таиться такой кошмар, что и представить сложно. В такое не хочется верить, не хочется об этом знать, но если уже столкнулся лицом к лицу… как отвернуться? Теплая ладонь опускается на мою голову, пальцы скользят по волосам.
– Не стоит нам поднимать эту тему, – ласково говорит Саша. – Не думай об этом. Ладно?
Не думать? Разве я могу? Призрак Миши ходит за нами по пятам. Он и сейчас здесь, привязан к Саше тяжелой цепью сожалений и предположений о том, как все могло быть. В который раз убеждаюсь, что Морев видит картину искаженной, смотрит только из одного угла, а вот я уже обошла ее кругом и не раз. Да, жизнь Миши далеко не сахар, а ситуация в семье по-настоящему ужасает, и все-таки его поступок отвратителен и эгоистичен. Он не хотел бросать мать, да? И вроде бы выглядит благородно, но что-то мне подсказывает, боялся он не потери, а чувства вины. Что вообще сделал Миша, чтобы все изменить? Терпел? Страдал? Скрывал? И какой в этом толк? Уйти из жизни мучеником, чтобы не осуждали? Вот что он выбрал: забытье, пустоту… смерть. И если отбросить эмоциональную привязку, то получается, это он всех бросил, всех предал. Оставил мать на произвол судьбы, оставил друзей с разбитыми сердцами и поломанными жизнями. Оставил всех страдать, а сам просто ушел. Так кого здесь нужно жалеть? Того, кому уже все равно, кто проиграл и сдался, или того, кто продолжает вариться в этом котле, наказывая и истязая себя за ошибки, не подлежащие исправлению? Кому мне сочувствовать? Я уже не знаю, совсем запуталась. Жалко всех, и причины, какими бы они ни были, были у каждого. Со стороны всегда легко судить, советовать и указывать, как лучше.
– Саш, – зову я.
– М-м?
Слова подкатывают к горлу кислой желчью. Виноваты все. Мать Миши, не сумевшая уберечь его, отчим, испортивший жизнь семье, друзья, закрывающие глаза на явные проблемы, учителя… да вообще, кто угодно из окружения Леванова может быть обвинен в халатности и бездействии, но главный виновник всего один – это сам Миша. Все из-за него. Закрываю глаза и обнимаю Морева крепче. Он пока не готов все это услышать, не сможет принять. Выступать против Миши сейчас – то же самое, что выступать против Саши, а я не хочу становиться для него врагом.
– Какие планы на завтра? – спрашиваю я.
– А что? Есть предложения или пожелания?
– Я хотела с девчонками собраться, но если ты…
– Нет-нет, – тут же отмахивается он. – Это здорово. Повеселись с подругами.
– А ты чем займешься?
– Не знаю. Придумаю что-нибудь. Может, что из подработки подвернется.
Тихая мелодия мобильного звонка врывается в разговор, и Саша ерзает, выуживания телефон из кармана спортивных штанов. Искоса поглядываю на экран, звонит «Ксю».
– Ответишь?
Морев стискивает зубы и убирает руку с моего плеча, поднимаясь. Бьет пальцем по экрану и прижимает мобильный к уху:
– Алло. Да, привет. Нет. Что? Когда? Ксю… Я против. Что? Нет! Я не могу, у меня… но… ладно. Да, я понял. Не вопи. Хорошо. Угу, все нормально. Давай, до завтра.
Он опускает руку с телефоном, взгляд направлен в пустоту, щеки бледные.
– Что-то случилось? – я встревоженно подбираюсь.
– Появились планы на завтра.
– Какие?
– Ксю приезжает.
– И это… плохо?
Саша моргает, встряхивает головой и смотрит на меня. Его растерянность и уязвимость оставляют еще одну царапину на моем сердце. Ксюше ведь тоже досталось, и немало. Миша был влюблен в нее, даже его последнее сообщение было адресовано именно ей. Сколько же людей сейчас мучается из-за одного-единственного решения. Протягиваю руки, и Саша не задумываясь подходит ближе. Усаживаю его обратно на диван и снова обнимаю:
– Останешься сегодня у меня?
– Настя, я…
– Останься, – прошу тверже. – Мы ведь не увидимся завтра. Я буду скучать.
– Вы, малявки, из меня веревки вьете, – горько усмехается он.
Смотрим друг на друга, и я вслепую закрываю ладонью татуировку на его запястье. Губы Саши дергаются в слабом подобии улыбки, но она больше виноватая, чем веселая.
– Я все время тебя расстраиваю.
– Не все время, – отвечаю как можно беззаботнее.
– Настя…
– Все нормально. Правда. Все хорошо, – крепче сжимаю пальцы на его руке. – Ты можешь не притворяться. Я рядом. Слышишь? Мы справимся. Это будет не быстро, но ничего. Не страшно.
– Я не хочу грузить тебя. Не хочу, чтобы ты переживала.
– Когда ты со мной, я не переживаю.
– Врешь.
– Вру, но мне правда спокойнее, когда ты здесь.