Эшелон сумрака

– Пациентов было и в самом деле много. Некоторые шли добровольно. За деньги или просто зная, кому помогают. Но всё было бесполезно – все они не могли помочь лорду. В отличие от вас, Луана, – он закашлялся, – через несколько первых операций я понял, что исключительно женские глаза остаются и приживаются на более длительный срок. Проблемой было то, что ни одна женщина посмотреть на господина не могла. Умирала каждая. Но вы… что же в вас такого, чего не было в других? Ранее я находил даже с идентичным… хотя, может ли он быть таким же? – он посмеялся, – но господин уже прошёл все проверки! У меня получилось! Он здоров! Ещё несколько дней и…

– Оставьте меня… – с мольбой попросила у него, – пожалуйста…

Он замолчал, сделал несколько шагов в мою сторону и опустился на скрипнувший рядом стул.

– Я не могу, маленькая госпожа. Лорд отдал мне приказ, – уверяющие слова, – вам стоит поспать. Завтра уже можно будет снять повязку. Вам не будет больно, обещаю. Только когда будут появляться разломы на коже. Но их мы будем быстро зашивать. Не переживайте!

Я сжала рукой большую трубку – бортик кровати. Мне не хватало сейчас моей пружины. Но она уже давно ушла на дно. Как и всё, что у меня было.

Доверие. Вера в его доброту. Любовь. Привязанность.

Душу сдавил спазм боли и ужаса.

Больно будет в любом случае. И виновата в этом я сама.

Глава 16

Боль ослабилась только через два часа. Врач за это время несколько раз снимал с моих глаз повязку, заставляя щуриться от света большой наклоненной к моему лицу лампы, промывал их знакомым платком, смоченным водой, а после завязывал обратно. Вернувшийся в этот вагон Оушен в эти моменты отворачивался и выходил в спальню, и я могла видеть лишь смазанные очертания его спины.

– Зрение восстановится к утру, госпожа, – шептал мне господин Арзт, будто и не замечая того, насколько мне нет дела до его слов.

Спать я не могла и не хотела, потому приходилось молчаливо лежать, иногда прислушиваясь к разговорам мужчин, и думать. Думать о многом – теперь я могла увидеть и вспомнить несколько моментов, когда моя безумная глупая влюблённость не давала мне продохнуть и заметить его холод. Лорд сам говорил мне, что я вижу в нём только мягкость и доброту. Да и разве мог тот, кто во время жестокой войны выжег целый город неповинных людей вместе с вражеской армией, стать хорошим, живя в праздности с остатками своего неотёсанного ленивого войска?

– Кровь проступила. Смени повязку, – холодно приказал лорд.

Врач безмолвно приблизился и занялся делом, пока Оушен продолжил говорить мне:

– По прибытии необходимо будет нанять для тебя личную служанку – теперь её найм стал возможным. Пока придётся потерпеть девушку из последнего вагона.

Я не ответила. Он решил всё сам. От того, что я что-то скажу, его болезнь к нему не вернётся, и легче мне не станет.

Вновь яркий свет лампы. Я сдержала шипение, только слёзы потекли по вискам вниз.

– У вас, милорд, была только кровь, – врач положил окрасившуюся в красный ткань на столик рядом, – только кровавые слёзы, без примеси обычных.

Оушен хмыкнул.

– Лу очень любит реветь, – слова, заставившие мои губы задрожать, – чаще всего, не имея весомого повода.

От жалости ли? Мне даже на секунду показалось, что это была злость.

– Вы же повод для своей подлости нашли, – вырвалось у меня.

Я вмиг поняла, что мне совершенно нечего бояться. Его власть уже была на моих плечах – он мог ею воспользоваться в любой момент.

– Подлости? – ледяная усмешка, – винишь меня? Так откровенно?

Я сжала губы и почувствовала ещё одну каплю, застывшую в уголке глаза.

– Впрочем, будь по-твоему, Лу. Ты всё равно останешься со мной навсегда, – мужчина подобрел резко, словно не было его злости секундой ранее, – я и ранее отслеживал в тебе грубые замашки, но сейчас… можешь хоть вечность кричать на меня и выплёскивать злость, – его одежды зашуршали – он подался вперёд, – ты всё видела намного лучше меня, Луана. Каково было осознавать мою к тебе любовь тогда, когда я пытался иронично отшутиться у себя в голове?

Резкая боль в груди. Такая, которая не только давит, но и вонзается тупым ножом куда-то очень глубоко, раня и оставляя после себя огромную кровоточащую дыру.

Было ли мне сейчас хорошо от его любви? Да я променяла бы её на утро в последнем вагоне. Да даже на промозглый холодный вечер под палкой в тёмном сарае за домом, под громкими словами того, кто даже избивая в кровь, бил не так сильно, как хозяин Эшелона Сумрака одними словами сейчас.

– А я смеялся над твоей глупостью, Лу. Холодно и язвительно, – продолжил он, – готова смеяться в ответ?

Дрожащие руки уместили на моём лице холодную мокрую ткань.

– Ты сказал мне, что я вечно буду подле тебя, – выдохнула я, – к чему мне смеяться над собой же? Я могу это сделать лишь раз – сейчас. Когда ты понял, что ненавидишь себя сильнее кого бы то ни было.

Секунда. Разрывающая тишина. Мне казалось, что сейчас он подойдёт ко мне ровными злыми шагами, замахнётся и вонзит лежащий на столике нож, остановив то, чему только следовало начаться.