Эпиграммы

Хочешь, чтоб пурпур твой, Марк, в грубом плаще я любил?

Чтоб я представил собой Пилада, представь мне Ореста,

10 Не на словах только, Марк: чтоб быть любимым, люби.

12

Что покупные косы ей принадлежат,

Твердит Фабулла. Разве, Павел, врет она?

13

Кто же поверит, что ты не изваяна Фидием или

Что не Паллады рукой, Юлия, ты создана?

Уст не сковав немотой, отвечает сверкающий мрамор,

И на спокойном лице светится отблеск живой.

5 Не в закоснелой руке Ацидалии лента играет,

Что сорвана у тебя с шеи, дитя Купидон.

Чтобы и Марса увлечь и царя громовержца, пусть просит

Пояс Юнона ей дать, да и Венера — тебя.

14

Что писать ты стихи способен ловко,

Утверждаешь, Лаберий. Что ж не пишешь?

Кто к писанью стихов способен ловких,

Пусть и пишет: сочту его героем.

15

Ползал пока муравей в тени Фаэтонова древа,

Капнул янтарь и обвил тонкое тельце его.

Так, при жизни своей презираемый всеми недавно,

Собственной смерти ценой стал драгоценностью он.

16

Ты, своим видом мужей, а серпом блудодеев страшащий,

Малый участок земли в месте укромном храни.

В сад твой, куда при тебе не пробраться старому вору,

С пышноволосою пусть девою мальчик войдет.[169]

17

Циннам, ты называться хочешь Цинной.

Разве нет в этом, Цинна, варваризма?

Ведь коль раньше бы ты Вораном звался,

Ты таким же манером стал бы Вором.

18

В землях Гиберии спит священная тень Салонина,

Лучше какой ни одна Стикса не знала жилищ.

Плакать, однако же, грех, ибо тот, кем, Приск, ты оставлен,

Жизнь продолжает свою там, где он жить предпочел.

19

Ни в насилье, ни в ране, ни в отраве —

Все-то дело мое в моих трех козах,

И сужусь я с соседом, что украл их,

А судье доказать лишь это надо.

5 Ты ж о битве при Каннах, Митридате,

О жестоком пунийцев вероломстве

И о Муциях, Мариях и Суллах

Во весь голос кричишь, рукой махая.

Да скажи же ты, Постум, о трех козах!

20

Феб, я взаймы попросил сотню тысяч сестерциев дать мне,

Ты мне ответил: «Да ты просишь, я вижу, пустяк».

Справки наводишь теперь, колеблешься, медлишь дней десять

Мучишь себя и меня. Лучше уж, Феб, откажи!

21

Браком Венера связав Иантиду со Стеллой-поэтом,

Весело молвила: «Я большего дать не могла».

Так при супруге сказав, ему на ухо молвит игриво:

«Ну же, смотри, баловник, ты у меня не греши!

5 Часто неистово я колотила проказника Марса:

Непостоянен он был, в брак не вступивши со мной.

Но, с той поры как он мой, ни разу неверен он не был:

Был бы желанным такой честный Юноне супруг».

Молвив, волшебным ремнем по груди ударила мужа.

10 К пользе удар, но побей ты уж, богиня, двоих.

22

За сожителя выйдя, Прокулина,

И любовника сделавши супругом,

Чтоб закон тебя Юлиев не тронул,

Ты не замуж пошла, а повинилась.

23*

Хочешь, Лесбия, ты, чтобы член мой стоял безотказно…

Но ведь, поверь мне, не все можно всегда напрягать.

Пусть и руками меня и словами меня возбуждаешь…

Противоречит тебе властно твое же лицо.

24

Никого нет резвей Харисиана:

В Сатурналии в тоге он гуляет.[170]

25

О Марцеллин мой, отца безупречного истинный отпрыск,

Под паррасийским ярмом хладной Медведицы ты

Выслушай то, что тебе скажет старый отцовский приятель,

И пожеланья его бережно в сердце храни:

5 Будь осмотрительно-храбр, и тебя безудержная смелость

Пусть не несет на мечи или на копья врагов.

Пусть безрассудных влечет и в бой, и к свирепому Марсу,

Ты ж и отцу и вождю воином можешь служить.

26

Рискует головой приятель наш Сотад.

К суду притянут он, подумал ты? Нет же:

Бессильным стал, и вот пустил язык в дело.

27

Дважды сосед мой, Непот, — ведь твой поблизости Флоры

Дом, и в старинных живешь также Фицелиях ты.

Правда, есть дочь у тебя, лицом совершенный родитель,

Чем подтверждает она матери честность своей,

5 Незачем все же беречь так ревниво фалерн многолетний:

Лучше ты ей завещай полные бочки монет.

Пусть она будет добра, богата, но пить будет сусло,

И с госпожою стареть новая будет бутыль.

Пусть не бездетных одних виноград услаждает цекубский:

10 Могут пожить и отцы, правду тебе говорю!

28

Мелиора отпущенник известный,

Что погиб при всеобщей скорби в Риме,

Господину утехой быв недолгой,

Здесь, под мрамором этим, юный Главкий

5 У Фламиниевой зарыт дороги.

Чист душою он был и нравом скромен,

Остроумен, блестящ, благообразен.

Чтоб двенадцать он жатв у нас увидел.

Не осталось прожить ему и года.

10 Плачь же! Нет ничего печальней, путник.

29

Не рядовой из домашних рабов, не с невольничьих рынков

Мальчик, достойный вполне чистой господской любви,

Хоть не способный еще оценить хозяйского дара,

Главкий отпущен уже был Мелиором своим.

5 Милость такая за нрав и за прелесть? Но кто был милее?

Кто был настолько красив, точно сам бог Аполлон?

Жизнь несравненных кратка, и редко дается им старость.

Пусть же не будет таким милым, что мило тебе.

30

Дай ты сразу сестерциев шесть тысяч,

Лишь сказав мне: «Бери, возьми, даю я», —

Был бы должен тебе я, Пет, все двести.

А теперь, раз даешь их с проволочкой

5 В семь иль девять Календ, коль счет мой верен,

То, по правде, скажу тебе я прямо:

Потерял ты, мой Пет, свои шесть тысяч.

31

Ты позволяешь жене, Харидем, с врачом развлекаться?

Без лихорадки ты жизнь хочешь окончить свою.

32

Хоть не решен был исход гражданской войны Энионой