Эпиграммы

(Мог бы, пожалуй, еще слабый Отон победить),

Предал проклятию он кровавые Марсовы битвы,

Твердой рукою насквозь грудь поразивши себе.

5 Пусть даже Цезаря был Катон превосходнее в жизни,

Смертью Отона, скажи, разве он мог превзойти?[171]

33

Более жалких людей, Матон, чем Сабелл-мужеложник,

Ты не видал, а ведь был раньше он всех веселей.

Кражи, побеги и мор на рабов, и пожары, и горе

Губят его, и теперь — бабником жалким он стал.

34

Жажду твоих поцелуев взасос, Диадумен! «А скольких?»

Ты заставляешь меня счесть Океана валы,

Раковин россыпи счесть по всему Эгейскому морю

И над Кекропа холмом реющих пчел сосчитать,

5 Рукоплескания все и крики в полном театре,

Если внезапно народ Цезаря лик увидал.

Сколько Катулл умолил дать Лесбию, я не желаю:

Жаждет немногого тот, кто в состоянье считать.

35

Громко крича, ты просил о семи клепсидрах для речи,

Цецилиан, и судья волей-неволей их дал.

Много и долго зато говоришь ты, и, все нагибаясь

К фляжке стеклянной своей, теплую воду ты пьешь.

5 Чтоб наконец утолил ты и голос и жажду, все просим,

Цецилиан, мы тебя: выпей клепсидру до дна.[172]

36*

Уд твой так же велик, как и нос твой, Папил, огромный,

Так что, когда он встает, можешь понюхать его.

37*

До пупка самого остатков нету

От разорванной задницы Харина;

До пупка самого в нем зуд однако.

О, как тяжко болеть такой чесоткой:

5 Быть без зада и все же быть миньоном!

38

Видел ли ты, как Регул-малыш (еще трех не минуло

Лет ему), слушая, сам хвалит отца своего?

Как он, завидя его, сползает с колен материнских

И в прославленье отца чувствует он и свое?

5 И восклицанья, и «Сто мужей», и толпы окруженье

Тесное, Юлиев дом — все привлекает его.

Резвого отпрыск коня так же облаком пыли утешен,

Так и бычок молодой нежным бодается лбом.

Боги! Исполнить молю и отца и матери просьбы:

10 Сына услышал бы сам Регул, обоих — она.[173]

39

Отцом с Маруллой семерых ты стал, Цинна,

Но не детей: твоим никто из них сыном

Не может быть, и ни соседа, ни друга,

Но все зачаты на рогожах и нарах

5 И видом обличают матери похоть.

Один — в кудряшках мелких: смотрит он мавром;

Отец его, конечно, повар твой Сантра.

А вот другой — курносый и с губой толстой;

Он точка в точку вылитый борец Панних.

10 Кто в третьем не признает пекаря сына,

Кто знал и видел гнойноглазого Даму?

Четвертый — с наглым взглядом и с лицом бледным

От полюбовника рожден тебе Лигда;

Пронзи, коль хочешь, сына: нет греха в этом.

15 А этот — голова колом, торчат уши

(Он ими движет так, как будто он ослик),

Кто ж усомнится, что он сын шута Кирты?

А две сестры — брюнетка с рыжею — дочки

Флейтиста Крота и приказчика Карпа.

20 Ублюдков стадо было бы твое полным,

Когда скопцом Корез бы не был иль Диндим.

40

Было нельзя предпочесть никого тебе, Ликорида.

Но никого предпочесть нынче Гликере нельзя.

Будет она, как и ты, но такой, как она, ты не будешь:

Время всесильно! Тебя жаждал, а жажду ее.

41

Кто декламирует, шерсть намотав на горло и шею,

Видно, не может никак ни говорить, ни молчать.

42

Если в баньке Этруска ты не мылся,

Ты умрешь, Оппиан, мытья не знавши.

Так не могут нигде нас нежить воды:

Ни Апона источник, чуждый женам,

5 Ни струя Синуэссы, ни горячий

Ток из Пассера, или гордый Анксур,

Феба заводи, или сами Байи.

Нет нигде столь безоблачного неба:

Самый день там сияет дольше, свет же

10 Ниоткуда позднее не уходит.

Там Тайгета зеленый блещет мрамор,

И друг с другом там спорят краски камня,

Что ломали фригийцы и ливийцы.

Пышет жаром сухим оникс там жирный,

15 И офиты огнем согреты легким.

Коль по сердцу тебе лаконский способ,

Ты, сухим насладившись жаром, можешь

Влагой Марция или Девы мыться,

Где вода так чиста и так прозрачна,

20 Будто там и воды-то не ни капли,

А лигдийский один сверкает мрамор,

Но тебе все равно, и ты давно уж,

Видно, слушать меня не хочешь больше:

Ты умрешь, Оппиан, мытья не знавши.

43

Кастрик, покуда тебя ласкают блаженные Байи

И в беловатой ты там плаваешь серной воде,

Я отдыхаю в тиши спокойной номентской деревни,

В хижине скромной моей средь необширных полей.

5 Это — мой байский припек, это — тихая влага Лукрина,

Это милей для меня, Кастрик, всех ваших богатств.

Некогда нравилось мне на любые хваленые воды

Ездить, и долгий мне путь не утомителен был.

Нынче — люблю я пожить в усадьбе поближе к столице

10 И наслаждаюсь, коль там можно бездельничать мне.

44

Кажется, Каллиодор, тебе, что ты очень забавен,

Что у тебя одного вдоволь соленых острот.

Все потешает тебя, над всем готов ты смеяться,

Воображая, что так всем за столом угодишь.

5 Если же я кое-что не мило скажу, а по правде,

То не решится никто, если пригубишь ты, пить.

45

Побаловались, и все! Идите, проказницы, замуж:

Нынче дозволена вам чистая только любовь.

Чистая это любовь? Летория вышла за Лигда:

Худшей женою она будет, чем шлюхой была.

46*

Без остановки кнутом четверню «голубой» погоняет,

А четверня не бежит. Вот так ловкач Катиан!

47

Чистого Нимфа ключа, что к Стелле-другу струится

И к господину течет в дом драгоценный его,

Нумы ль супруга тебя послала из Тривии грота,

Или из хора Камен Муза девятая ты, —

5 В жертву приносит тебе по обету свинью молодую

Марк, что украдкой твоей выпил, болея, воды.