Эйнемида I. Семена раздора.

– А я говорил, представлений на рынке и в обеденном зале будет достаточно. Что там, хватило бы и одного светящегося савана. Я его как увидел, сам напугался.

– Так это вы были! – воскликнул Микеид.

– Говорил же вам Тимокрит, что дело нечисто, – усмехнулся Эолай. – Чья вина, что вы жрецов послушали?

– Подумать только! В городе с тех пор каждый год очистительный обряд проводят, а это, оказывается, детские проказы!

– Красивый обычай, не правда ли? – пожал плечами Эолай.

– Память о том, какими мы были... – прошептал Хилон.

– Юность кончается с первыми похоронами, – пробормотал Эолай. – Скажи, Микеид, так тяжко только в первый раз?

– Да, – стратег отечески улыбнулся, печально взглянув на молодых собеседников. – Да, так только в первый. Каждый следующий будет тяжелее, а самое горькое – хоронить последнего из друзей. Хуже только видеть, как умирают дети...

Микеид замолчал, опустив голову. Хилон и Эолай не отрываясь смотрели на чёрно-белый гроб, в котором упокоилась их юность.

***

Весело пропели флейты, загремели литавры, и, сквозь свежий пролом в городской стене, участники сто семьдесят четвёртых Калаидских Игр вступили в Любвеобильную Анфею. Первыми прошли жрецы Эйленоса с дубовыми ветвями, а следом в проломе появился сам стратопедарх Диомид на запряжённой четвёркой белых коней колеснице, и толпа разразилась рёвом. В воздух взлетели сотни розовых лепестков, густым ковром устилая путь победоносных атлетов. Погода стояла прекрасная, в небе ни облачка, празднично украшенная, утопающая в цветах Анфея весело сияла в лучах ласкового солнца Эйнемиды.

За Диомидом прошли победители, и толпа снова взревела. Сквозь цветочный дождь, атлеты шествовали по знакомым с детства улицам, радостно озираясь. Полной грудью вдыхая запахи родного города, Хилон на время забыл обо всём дурном. Нет эйнема, что не мечтает вот так же пройти в калаидском венке под крики сограждан.

Проследовав широкой улицей Анфо до агоры, торжественное шествие поднялось на священный Схиронский холм, откуда открывался восхитительный вид на залив Роз, полный кораблей порт и утопающие в цветочных садах дома, выкрашенные во все оттенки красного и розового. Некогда здесь жили ахелийские цари, теперь же в бывшем дворце заседала коллегия анфеархов. Справа от Анфеархии возвышался прежний гарнизон царской стражи, напротив – храм Аэлин Анфейской, а слева – дом Золотой Розы, священного братства Аэлин. Эти четыре здания соединённые арочными терассами, окружали площадь Золотое Яблоко, место важнейших собраний и празднеств.

Здесь атлетов уже ждали лучшие люди города. Над толпой зрителей возвышалась трибуна со скамьями, которую держали на плечах сорок юношей. Здесь, лучась от гордости, восседали отцы увенчанных победителей, в их числе и хилонов отец Анакрет – все в венках и дорогих одеждах, купленных за общественный счёт. Быть отцом победителя ещё почётнее, чем победить самому, а дожить до чествования сына ‒ величайшее счастье.

Возле храма Диомид спешился, и, в сопровождении атлетов, взошёл по широким ступеням. На вершине лестницы дорогу преградили семеро наместников, оставленных блюсти полис в отсутствие большинства должностных лиц: иерофантида Эафо, двое анфеархов из хилоновой партии, зять Фелеса Аристофеон, брат Анексилая Анексимандр, старейшина анфейских земледельцев Лампрокл и приятель Харидема Силан. За спинами наместников высилась статуя Аэлин из розового мрамора, волосы богини и яблоко в её руке сверкали чистым золотом.

– Привет тебе, стратопедарх Диомид, и добро пожаловать домой! – провозгласила Эафо, смуглая черноволосая женщина, чья завораживающая красота ничуть не померкла с годами, хотя жрица возглавила храм Аэлин ещё когда Хилон был ребёнком.

– Привет тебе, прекрасная Эафо, привет вам, почтенные наместники, привет вам, сограждане!

– Анфея вверила тебе своих лучших детей. Привел ли ты их домой в целости? – проскрежетал Силан. Его вытянутая высоколобая голова, поросшая кучерявыми седыми волосками, казалась почти лысой, что придавало облику советника несколько змеиный вид. На неприятном узком лице с острым крупным носом, бледными губами и густыми чёрными бровями застыло вечно презрительное и самодовольное выражение. Казалось, этот человек постоянно чувствует какой-то неприятный запах.

– Мы вернулись домой и вернулись с победой!

Толпа вновь заревела. Восторгу граждан не было предела. Следующие четыре года их полис будет считаться победителем Игр, хранителем священного символа Эйленоса, а это означает почёт среди людей и благословение богов для всех жителей.

– Как показали себя наши граждане? Прославили ли они свою родину, или были те, кто навлёк на неё позор? – спросил Лампрокл, седовласый муж с суровым лицом аскета, даже яркий праздничный гиматий казался на нём грубым крестьянским одеянием. Говоря про позор, Лампрокл посмотрел прямо на Хилона.

– Я поведаю о том не тая, – кивнул Диомид. – Я вынес суждение о каждом, а утвердили его досточтимые Бримий, Сперхон, Котисс, Хевастогет.