Эйнемида I. Семена раздора.

Одним возлиянием дело не ограничилось, и, подходя к шатру Пердикки, Хилон всерьёз сомневался, уместно ли в таком виде предстать перед царём. Опасения были напрасны. Неразбавленное вино в царском шатре лилось рекой. Здесь царило варварское веселье: гремела музыка, звучали здравицы, какой-то гериец, под хохот товарищей, гнул руками медные топоры. Сам царь, в графитово-сером хитоне атлета и можжевеловом венке, ничем не отличался от прочих гостей. Он так же пил вино, хохотал и даже взялся бороться на руках с одним из герийцев. Проиграл, но, ничуть не разгневавшись, вручил победителю золотой браслет с собственного запястья. Когда Анексилай представил Хилона, первое, что потребовал царь –называть его по имени, как атлет атлета.

Пердикка оказался самым необычным из владык, каких встречал Хилон. На первый взгляд, он напоминал не царя, а театрального пьяницу: грузный и полнокровный, чёрная копна волос, не знавших ни ароматных масел, ни завивальных щипцов, густая борода растрёпана и мокра от вина. Владыку Герии легко было принять за добродушного весельчака, чревоугодника и выпивоху, но под этой маской скрывался хладнокровный и расчётливый правитель, который заставил считаться с собою даже Веррен с Мидонией. В Эйнемиде говорили: «Если герийский царь валяется пьяный со свиньями, узнай, зачем ему это нужно».

– Поздравляю с победой, царь, – сказал Хилон, когда с представлениями было покончено. – У тебя прекрасные кони.

– Видно недостаточно прекрасные, раз я взял только один венок, а твой дружок Анексилай три, да и тот мне достался лишь потому, что мой Зопир лучше метал дротик, чем его возница. Не знаю, где он умудрился добыть таких. Я уже талант за копыто предложил – не берёт.

– Можно ли купить славу, Пердикка? – улыбнулся кончиками губ Анексилай. – Эти кони – достояние Анфеи, они принесут ей немало венков.

– К тому же всем известно, что у Анексилая, сына Анексилема, больше золота, чем шлюх в анфейском порту, – Пердикка гулко рассмеялся. – Ну ничего, в Терии снова потягаемся, а к следующей Калаиде уже подрастёт мой Аминта. Мальчишка бегает быстрее зайца и стреляет что твой хиссец. Да поразит меня Даяра дубиной под зад, если он не привезёт домой пару венков. Славный юнец, как приеду, отдам в обучение – моргнуть не успеешь, станет настоящим воином.

– Сыну царя это необходимо, – заметил Хилон. – Тем более в Герии, где ценят сильных мужей.

– Да, мужчины Аэропидов всегда славились силой, – самодовольно сказал царь. – Как и женщины. Видел бы ты мою Кинану. Клянусь Расколотым Камнем, если б девице было прилично оголять срам, я бы выставил её на панкратион!

– Твоя дочь учится борьбе? – удивился Хилон.

– Борьбе, военному делу и вообще всему, что подобает знать будущей царице. Наши женщины не то что на юге, они знают, чем наконечник копья отличается от мужского уда, – он расхохотался собственной шутке и герийцы радостно подхватили. Хилон с Анексилаем вежливо заулыбались. – У тебя есть дети, Хилон?

– Сын, Антифонт, это его восьмое лето.

– Воспитывай его правильно. Я позволил матери растить сына, но она слишком его любит. Теперь нужно будет потрудиться, чтобы отесать его как должно. Отдай сына строгому наставнику, пусть учит его всему необходимому и не даёт поблажек, а как мальчишка подрастёт, не забудь про добрую шлюху, чтобы он стал настоящим мужчиной, – Пердикка густо рассмеялся и поднял чашу. – Пью во здравие наших детей, и да затмят они своих отцов!

Пир в царском шатре был в самом разгаре, когда к Хилону, вышедшему на воздух, подошёл молодой человек в хитоне зелёно-жёлтых цветов Лаиссы.

– Досточтимый Хилон? Мне сказали, я найду тебя здесь.

– Да, это я, – удивлённо ответил Хилон. – Кто ты, юноша?

– Тебе послание, – молодой лаиссец достал из поясного кошеля свиток, перехваченный тонкой лентой с сургучной печатью.

– От кого?

– Не знаю. Человек просил передать, не назвался. Дал симболон на твой бой с Тефеем, сенхейцем. Хвала Ветреной, а то мне самому достать не удавалось. Как ты сегодня чёрного, а! С сенхейцем-то ещё лучше будет, да же?

– Даже не сомневайся, – усмехнулся Хилон. – Как он выглядел?

– Да не знаю я, человек и человек. По говору, то ли, сенхеец, то ли эфериянин – темно было, лица толком не разобрал.

– Давно ты с ним говорил?

– Да нет, с полчаса так, может чуть больше. Потом пока тебя нашёл…

– Хорошо, ступай. Спасибо за послание

– Калиспера, анфеец, удачи в состязании! За тебя буду кричать!

Ободряюще подняв кулак, юноша удалился. Ухмыльнувшись, Хилон поднял свиток к глазам и шумно выдохнул: на сургуче был нацарапан кахамский иероглиф «Фехет».