Эйнемида I. Семена раздора.

– Какое может быть милосердие для изменника, угодный Шестерым Элкилу? – почтительность, предписаная при разговоре с избранником Совершенных, далась Сарруну заметно нелегко. – Нан-Шадур замысшлял против владыки, есть ли преступление страшнее? Какое наказание за него назовут чрезмерным?

– То, которому не подобает подвергать посвящённого Совершенным, – с достоинством ответил Элкилу, и сразу стала ясна причина, толкнувшая жреца перечить грозному Сарруну. Смерть Нан-Шадура вознесла его, но судилище над жрецом и позорная казнь не могли прийтись по нраву его преемнику. Элкилу и прочие священники слишком легко могли представить на месте Нан-Шадура самих себя.

– Но послушай, обильный знанием, то, что Нан-Шадур был удостоен высших почестей делает его проступок ещё более тяжким, – сын Сарруна незамедлительно поспешил на выручку отцу. – Он опозорил свой сан и бросил тень на всё жречество...

– Нельзя бросить тень на святое жречество Совершенных, и не пристанет позор к священному званию иллана! – грозно вскричал Элкилу, ударив посохом в пол. – Как смеешь ты кощунствовать, мальчишка?

Он испепелил взглядом бормочущего извинения Шалумиша, после чего обратился к Сарруну.

– Тело, помазанное елеем, благословлённым именами Совершенных, и омытое в водах священного озера Кибал, что напоено слезами благодетельной Инар, не должно быть осквернено пастью твари из чужеземных болот. Или ты не знал этого, высокородный Саррун?

– Мог ли я знать это, многомудрый Элкилу? Таких предписаний нет ни на Камне Марузаххатараза, ни в Книге Вразумления и Наказания!

– Конечно нет, ведь эту казнь придумал ты сам. И видимо изучал священные поучения без должного усердия, иначе бы не совершил такого святотатства. Повелитель шести частей света, от имени собрания посвящённых высшей ступени, я прошу внести эту казнь в списки, как неугодную Совершенным и дозволительную только для рабов и чужеземцев. Сарруну надлежит пройти очищение в храме. Чужеземцев пусть казнят, ибо они нарушили закон, но их смерть должна быть лёгкой, ибо они, хоть и без умысла, воспрепятствовали скверне. Таков мой совет.

Каллифонт возмущённо вскинулся, но его остановил взмах руки царя. Задумчиво посмотрев на жреца, затем на Артимию, на Сарруна с Каллифонтом и, наконец, на Энекла с Диоклетом, Нахарабалазар сказал:

– Что ж, это хороший совет. Списки мы изменим и Саррун пройдёт очищение, – он коротко взглянул на Сарруна, и вельможа покорно склонился. – Что до Диоклета и Энекла...

Царь долгим взглядом посмотрел на Каллифонта, и тот не выдержал:

– Повелитель, мои люди поступили так из-за обстоятельств, они остановили бунт!

– Я это понимаю, Каллифонт, но закон-то нарушен, а царь обязан соблюдать законы. Есть ли у меня иной выход?

– Сын мой... – начала Артимия, но её прервал громкий выкрик.

– Они не нарушали закон!

Все оторопело обернулись на дерзкого, и удивились ещё больше, поняв, что кричал Эн-Нитаниш. Вельможа был бледен и необычайно возбуждён, его голос дрожал, но он старался не опускать взгляда.

– Что ты хочешь сказать, Эн-Нитаниш? – поднял бровь царь. – Если они не нарушали закон, то кто это сделал?

– Это сделал я! – сказал, будто прыгнул в омут, и изумлённый шёпот пронёсся по залу.

– Послушай, всем известна твоя доброта, – сухо сказал Нахарабалазар, – но и это не оправдывает лжи. Я прекрасно знаю, что произошло сегодня утром: преступника убил Диоклет, а другой ему помогал.

– Так и было. Они сделали это по моему приказу. Ты назначил меня главным, а значит они были обязаны меня слушаться!

– Позволь сказать, владыка, – вмешался Саррун, которого просто распирало от бешенства. – Всё это было выдумано только что, иначе тебе донесли бы тебе об этом. Кто может доказать, что это не ложь?

Вельможа посмотрел на Эн-Нитаниша так, что и у самого смелого ослабли бы колени, но тот встретил взгляд страшного Сарруна с удивительной безмятежностью. Никогда ещё мужество молодого придворного не подвергалось таким испытаниям, но он совсем не выказывал страха. Его глаза возбуждённо горели, точно у пьяного.

– Это может подтвердить начальник стрелков, он был там. Я командовал казнью, и я в ответе за то, что произошло. Я сделал то, что было нужно! Я это сделал, я должен отвечать!

Пожалуй, явись во дворец сам солнцеокий Ушшур, с супругой Тишшей одесную и во главе всей своей небесной свиты, все вряд ли бы удивились сильнее. Эн-Нитаниша было не узнать, его лицо, сбросив привычную устало-надменную мину, казалось ликом вдохновенного пророка. Энекл, покомандовав не одним десятком, и даже не одной сотней таких вот юнцов, видел похожие лица много раз и прекрасно знал, что это значит. Истерика – страшное дело, если вовремя не надавать пощёчин и не вправить мозги. К большому сожалению, бить по щекам вельможу, да ещё перед самым троном, приличия позволяли навряд ли. Оставалось лишь молить Тахайю, непостижимую, безумноокую, не дать парню сорваться на глазах у всей этой своры. В конце концов, он за них заступился, а что вот-вот свалится в припадке, ну так не виноват же он, что родился варваром.