Егор Гайдар

Егор Гайдар согласился на предложение Лациса по тем же мотивам, по каким Отто Рудольфович согласился на предложение Фролова. «Лацис… заказал мне статью, суть которой состояла в критике стратегии ускорения, ее практического воплощения. А затем неожиданно предложил возглавить экономический отдел журнала… С одной стороны… нигде не чувствую себя так уютно, как в библиотеке, абсолютно не жажду избыточного общения с людьми… Но, с другой стороны – страстное желание использовать открывающуюся беспрецедентную возможность ввязаться в схватку по самым принципиальным идеологическим и экономико-политическим вопросам. Ведь очевидно, что трибуна “Коммуниста”, главного теоретического официоза, – мощнейшее оружие».

Станислав Шаталин сказал Отто Лацису при встрече: «Бандит, ты лучшего сотрудника у меня забрал. Но я решил тебя простить, потому что развернуть “Коммунист” в мирных целях – дело святое».

Одно дело, как понимал Шаталин, его совместные публикации с Гайдаром в узкопрофессиональных научных сборниках – важные, передовые, написанные при этом странным эзоповым языком, все еще с тонкими намеками и округлыми формулировками. И совсем другое – журнал «Коммунист».

И все-таки – «ввязаться в схватку»? «Мощнейшее оружие»?

Не переоценивал ли Гайдар своей роли в развернувшейся битве за новый язык перестройки? И стал ли журнал в самом деле носителем этого языка?

Конечно, «Коммунист» сильно отличался от «Огонька», а «Огонек», в свою очередь, – от «Московских новостей». И все же общее было – редакционный градус кипения. Взломанная рутина отношений и иерархий, горячие, яростные споры, творческая атмосфера. Количество новых авторов и рукописей, которое зашкаливало и постепенно перерастало в качество. Владимир Глотов вспоминает о редакции «Огонька», например, так:

«Полдня проходило именно в коридоре, где всегда несколько человек подпирало стену. Или медленно группой прогуливались, не обращая внимания на тех, кто спешил по своим делам. Для визитеров мы представлялись странными людьми. Как в полусне мы бродили, казалось бы, без дела на пятом этаже в здании “Правды” у Савеловского вокзала и разговаривали друг с другом, показывали друг другу листки, кто-нибудь тут же, на ходу, что-то вычеркивал в гранках. Виталий Коротич, как правило, находился в центре внимания и был доступен каждому. Именно здесь решались нешуточные по редакционным меркам проблемы. Быстро и походя – в буквальном смысле слова. Этот стиль вполне соответствовал времени перемен. Мы уже забыли, как приниженно просиживали под дверью редакционного начальства, а когда попадали в его покои, стояли и ждали, ловя глазами блуждающий взгляд – нас никогда не хотели замечать и не любили, когда мы напоминали о себе. Тут было все по-другому. Не только я, ответственный секретарь, но любой сотрудник, последний корреспондент, получавший мизерную зарплату, был уравнен в правах на доступ к телу главного редактора.

…Это кажется невероятным, но мы действительно жили в редакции во многом по-новому. Виталий Алексеевич был человеком убеждаемым».

Главный герой этого мемуара – вовсе не Виталий Коротич, а сама редакция. Атмосфера общих поисков, общего дела, сильно отличавшаяся от привычных правил советской редакции. Примерно так было и в «Коммунисте» времен Ивана Фролова.

«“Коммунист” 1987–1989 годов – очень интересное явление, – писал Егор Гайдар. – Там работали и те, кто оказался среди национал-социалистов или в коммунистической фракции Государственной думы, и те, кому было суждено проводить либеральные реформы. Были здесь и заслуженные, проверенные партийные аппаратчики, и бывшие полудиссиденты, и молодежь, мобилизованная из академической науки».

Довольно интересно сегодня листать пожелтевшие страницы «Коммуниста», наблюдая, как сквозь окостеневший скелет «авторитетного» советского языка пробивается что-то новое, а через привычную лексику прорастают новые слова, новые языковые конструкции.

Вот первая (и уже «установочная», как говорили тогда) статья молодого кандидата экономических наук Е. Гайдара в десятом номере журнала 1987 года. Гайдар пишет о том, что средства в советской экономике тратятся не просто неразумно, а порой абсурдно: «Размеры ресурсов, замороженные в запасах товарно-материальных ценностей, превысили все разумные границы. Максимальное ограничение нецелесообразной деятельности – одна из задач, которую предстоит решать в ходе экономической перестройки. Но улучшение структуры национального дохода не увеличит текущий объем, а может и снизить темпы роста».

Последняя фраза может озадачить – о чем это? Здесь Гайдар говорит о том, что бодрые показатели советской статистики, которые исправно попадают в каждый отчетный доклад или речь генерального секретаря ЦК КПСС – больше угля, больше железа, больше квадратных метров жилья, больше капиталовложений, – на самом деле не должны никого обманывать.