Егор Гайдар

По возвращении в Россию Гайдар объяснял свою позицию в эфире радио «Свобода» 4 апреля 1999-го: «Давайте посмотрим – а к чему привели бомбардировки на сегодняшний день в решении проблемы Косово. Первое. Количество беженцев сократилось? Нет, увеличилось. Число жертв среди мирных жителей сократилось? Нет, увеличилось. Режим Милошевича ослаб? Нет, поверьте мне, я был в Белграде только что. Он существенно укрепился. Сербская оппозиция реально раздавлена. Антиамериканские настроения в мире, и в том числе в России, нарастают. Вот реальные результаты. Они не имеют отношения к тому, плох Милошевич или хорош».

Бомбардировки, настаивал Гайдар, – «важнейший фактор внутренней политики», и он работает на «нагнетание в России антиамериканских настроений, – это просто факт. То, что он работает на усиление позиций радикальных националистов, тоже факт. То, что он объективно толкает Россию к изоляционизму, ксенофобии, новой холодной войне, ко всему, что больше всего опасно не только для самой России, но и для мира тоже, – это ведь тоже факт… Происходит серьезнейший удар по самому президенту Ельцину, в этом нет никаких сомнений. Это – усиление политическое его противников. Я думаю, что это он прекрасно понимает, что каждая натовская бомба – это бомба по его политическим позициям».

13 мая 1999 года Егор еще раз публично растолковывал эти непонятные Западу нюансы на заседании Свободного университета парижской газеты «Русская мысль» в любимом им Овальном зале Библиотеки иностранной литературы. «Я был среди тех, кто организовывал в Москве митинги против чеченской войны, – говорил Гайдар, – зная, что режим Дудаева ничем не лучше режима Милошевича, что там есть серьезные нарушения прав человека, не имея никаких иллюзий насчет того, что там “все хорошо”, но твердо зная, что эти проблемы при обработке бомбежками станут не лучше, а хуже».

На реальную российскую ситуацию, эмоционально доказывал Гайдар, бомбардировки оказывают прямое воздействие. И лишь помогают развороту общественного мнения в сторону российских «милошевичей». Этими действиями Запад сам дистанцировал Россию от себя, снизил шансы на формирование прозападного общественного сознания, а значит, на строительство демократии в стране.

Возможно, тогда и созрела у Гайдара идея, что он мог бы использовать свои возможности, связи и политический вес для неформальной дипломатии. Для разъяснения позиции и особенностей политического расклада внутри России людям, принимающим политические решения на Западе. С применением технологии walk-in-the-woods, «блуждания в лесу», неофициального общения для дальнейшей выработки адекватных рекомендаций политикам.

Опыты такого рода были: например, в 1962–1963 годах американский журналист Норман Казенс выполнял миссию по установлению доверительных отношений между Джоном Кеннеди, папой Иоанном XXIII и Никитой Хрущевым – он вел неформальные переговоры по поводу возможности заключения договора об отмене ядерных испытаний. А заодно добился от советского лидера освобождения из лагерей двух католических архиепископов. Правда, потом Кеннеди был убит, папа Иоанн умер, а Хрущева сместили с поста…

Леонид Тодоров вспоминал, что его шеф уделял много времени и внимания челночной дипломатии. Поначалу это были поездки по приглашению университетов и научных учреждений – Гайдар состоял в некоторых из них почетным доктором, был вице-президентом Консервативного интернационала – объединения праволиберальных партий, одной из основательниц которого была Маргарет Тэтчер. Нередко приезжал в США по приглашению Андерса Ослунда, работавшего тогда в Фонде Карнеги. Встречался с «Clinton boys», командой Клинтона – советниками Строубом Тэлботтом и Марком Медишем, вел разговоры в министерстве финансов США. Собственно теневой дипломатией он занялся позже, примерно с 2003 года. «Конечно, очень много людей, очень много имен, очень много событий, очень много, наверное, того, что сегодня назвали бы челночной дипломатией, закулисной политикой, – рассказывал Тодоров, – в целом ряде случаев моя задача заключалась лишь в том, чтобы довести его до определенной точки. Допустим, до кабинета вице-президента США Чейни, а дальше – сам». И это при том, что Гайдар был домосед. «И хоть и легок на подъем, – продолжает Тодоров, – но в общем старался не злоупотреблять поездками».

Гайдар искал свою «невыполнимую миссию» не только в Югославии. Еще дважды он всерьез пытался вмешаться в ход истории и изменить общую ситуацию в мире.

«Постарайтесь сохранить институт. Он важен для продолжения нашего дела. Из последних выступлений и статей – сделайте книжки… Позаботьтесь о семье. Обнимаю, Егор». Такую записку Гайдар оставил своим замам в институте Сергею Синельникову и Владимиру Мау, улетая в сентябре 2003 года в Ирак. Было еще две записки – супруге Марии Аркадьевне и Анатолию Чубайсу. Все это было помещено в конверт с надписью «Вскрыть в случае трагического развития событий». Конверт Гайдар передал своей помощнице Елене Мозговой.