24 марта 1999 года Евгений Примаков, летевший с официальным визитом в США, развернул над океаном свой самолет и вернулся в Москву в знак протеста против бомбардировок НАТО Югославии. Причиной натовской операции «Союзная сила» стали этнические чистки режимом Слободана Милошевича албанского населения Косова. Жест российского премьера, вошедший в историю как «разворот над Атлантикой», – это первая попытка покончить с «западным» вектором движения российской внешней политики.
Тогда президент поддержал председателя правительства. Гайдар же увидел в этом акте США и НАТО совершенно катастрофический шаг, способный сильно поменять политический расклад в самой России и отвратить ее от Запада.
Собственно, в такой же логике оценивал схожие ситуации Егор Тимурович и в будущем, когда пытался, используя свои связи, объяснить Западу опасность расширения НАТО на Восток и размещения систем противоракетной обороны США в Центральной и Восточной Европе. Эти решения способствовали самоизоляции России – она политически закрывалась от мира, как раковина. Гайдар это предвидел и отчаянно старался донести до западного истеблишмента свое понимание проблемы: пропасть между Россией и Западом благодаря таким шагам только расширялась.
Леонид Гозман говорил в интервью: «Однажды мы, после каких-то наших очередных бесконечных споров, разгоряченные, решили немного подшутить над ним: “Да, ладно тебе, Егор, ты же любишь шашкой помахать, тебе бы револьвер в руки и в бой, ты же без этого не можешь…” Он неожиданно покраснел и замолчал».
Да, интеллигент по рождению, эволюционист по идеологии, он буквально преображался в ситуациях опасных. Человек нерешительный не взялся бы в 1991 году за реформы в ситуации экономической катастрофы, не брал бы на себя ответственность за сопротивление вооруженному мятежу в октябре 1993-го.
В его отношении к опасности было что-то от «блага гибельного шага», как писал Пастернак; был некий фатализм человека, прошедшего через все катаклизмы 1990-х.
В ситуации югославского кризиса Егор готов был стать даже своего рода заложником – ради того, чтобы бомбардировки страны прекратились. А ведь это была страна его детства. Так возникла идея поездки делегации российских либеральных политиков с миротворческой миссией. «Пасхальное» означало привлечение авторитета церквей.
Дело было вечером, в субботу, 27 марта 1999-го. Леонид Тодоров, помощник Гайдара, занимавшийся связями с заграничными коллегами, находился в этот день в институте. И вот Егор вышел в приемную и, увидев задержавшегося в поздний вечер на работе Тодорова, заметил: «Раз уж вы все равно здесь… Нужно срочно вылетать в Сербию».
«Дальше началась свистопляска, – рассказывал Леонид Тодоров. – Мне было поручено связаться с секретариатом Боры Милошевича (посол Югославии в России, брат Слободана Милошевича. –
Явным образом брат запросил брата, и югославский диктатор заподозрил недоброе. Водитель уезжал в посольство еще раз, потому что еще раз было сказано, что визы будут, а потом – опять не будут. Тогда возникла идея делать визы в Венгрию, чтобы уже оттуда добраться до Сербии. Тодоров все-таки решил уведомить югославов и тем самым их пристыдить. Уже глубокой ночью он получил заверения, что югославские визы тоже будут.
В лихорадке этой ночи и возникла авантюрная идея заехать из Белграда в Рим и заручиться поддержкой идеи перемирия со стороны папы римского.
Гайдар позвонил Виктору Ярошенко, который был в хорошем контакте с редактором парижской «Русской мысли» Ириной Иловайской-Альберти. Это была легендарная фигура в русском сообществе Запада, сотрудница Александра Солженицына в 1970-е годы, находившаяся в дружеских отношениях с Иоанном Павлом II. Поездка к папе предполагала получение итальянских виз. Здесь, как и в случае с венграми, сыграло свою роль необычайно теплое отношение тогдашнего посла Италии, милейшего старика, барона Эмануэле Скаммакка дель Мурго и делл’Аньоне к Гайдару – он не отправил консула с печатью прямо в институт. Забегая вперед скажем, что встреча с папой (уже вторая для Егора) состоялась, правда, очень короткая и во дворе резиденции, и состоялась именно благодаря Иловайской. На фотографии из архива Бориса Немцова запечатлен Иоанн Павел II, который во дворе Ватикана что-то объясняет Федорову, Немцову и Гайдару.