Егор Гайдар

18 марта 1996 года в 6 часов утра Ельцин проводил совещание. Против чрезвычайных мер выступили премьер Виктор Черномырдин и министр внутренних дел Анатолий Куликов. Остальные поддержали чрезвычайные меры. Дочь президента Татьяна Дьяченко позвонила Чубайсу. Первый, кому Анатолий Борисович ретранслировал плохую новость, был Гайдар.

«Он позвонил мне в 7 утра, – рассказывал Егор одному из авторов этой книги и сказал: – “У нас большие неприятности, срочно приезжай”. Я в принципе человек спокойный, но в то утро, бреясь, от волнения едва не отрезал себе пол-уха. Мы договорились, что он пойдет уговаривать Ельцина не делать глупостей, а я отправился в американское посольство звонить Клинтону, чтобы он убедил Бориса Николаевича не отменять выборы. Кровью, которая текла из уха, я залил весь Спасо-Хаус, резиденцию посла…»

В книге Ельцина «Президентский марафон» разговор с Чубайсом описан так: «Мы разговаривали около часа. Я возражал, повышал голос. Практически кричал, чего вообще никогда не делаю. И все-таки отменил уже почти принятое решение».

Возможно, тогда и созрело желание Гайдара на некоторое время удалить семью из страны – на случай гражданской войны. А она, как казалось, снова неотвратимо приближалась. Сын Паша только должен был пойти в начальную школу – он был отправлен с бабушкой и дедушкой в Прагу на полгода. Родители протестовали, бастовали, им не нравилась Прага, но Егор был непреклонен. Петя и Ваня были отправлены на учебу в Лондон. Сам Егор, естественно, никуда уезжать не собирался.

В работе аналитической группы, которая стала реальным предвыборным штабом Ельцина, Егор Гайдар никакого участия не принимал. Буквально за три месяца, оставшихся до выборов, аналитическая группа сумела переломить ситуацию – социологические опросы и фокус-группы, серьезная аналитика, работа со СМИ, жесткое планирование, невероятный и оставшийся абсолютно уникальным в нашей новейшей истории предвыборный тур Ельцина (около двадцати городов за три месяца, от Дальнего Востока до Калининграда), рекламная кампания, яркие слоганы, наглядная агитация, поддержка музыкантов, которые отправились вслед за Ельциным в тур по всей стране – все тут сыграло роль. Ну и телевидение, конечно.

До сих пор в демократической среде кипят споры – а стоило ли? Стоило ли «накачивать» рейтинг, стоило ли так резко вмешиваться в «естественный» ход событий? Не поломало ли это в корне российскую демократическую культуру? Не демократичнее, не правильнее ли было просто уступить коммунистам?

Вот что, например, говорил на эту тему в интервью тот же Владимир Рыжков:

«Эффект, который возникает в парламенте, когда ты работаешь с оппонентами, интересный: ты не то чтобы примиряешься с ними, ты не то чтобы начинаешь с ними дружить (хотя и не без этого). Но когда люди из разных непримиримых лагерей оказываются, условно говоря, в одном коллективе, условно говоря, в одной фирме, то ты понимаешь, что это… не черти с хвостами, что это не людоеды, что это не сатана, который хочет уничтожить Россию.

И поэтому я не верил тогда, что если Зюганов победит, то Россия погибнет. Я думаю, что Зюганов был бы такой умеренный социалист, который так же точно договорился бы с бизнесом о правилах игры. Что-то, может быть, поменял в экономической политике, что-то изменил… Может быть, она стала бы более популистской. Может быть, те же олигархи бы чего-то потеряли (но не всё). Возможно даже, если бы Зюганов победил, то для России было бы лучше, потому что был бы создан прецедент смены власти на свободных выборах, как в Восточной Европе, и тогда, может быть, сама идея, что власть можно менять на выборах, она бы закрепилась и, может быть, это помогло бы нам выстроить демократию. А так у нас получилось, что у нас с 91-го года власть ни разу не менялась на выборах. У нас Ельцин передал власть Путину, Путин – Медведеву, Медведев – Путину, и фактически одна и та же группа находится у власти уже 30 лет. Так что, может быть, тогда победа Зюганова была бы, на самом деле, для России более полезной».

Сегодня – это почти самая распространенная точка зрения в демократической, либеральной оппозиционной среде, среде «продвинутых интеллектуалов». Но этот консенсус сформировался гораздо позже, практически через 20 лет. Тогда, в 1996-м, и сам Рыжков думал совершенно иначе. И все мы думали совершенно иначе.

Давайте же посмотрим, что думал об этом сам Гайдар. Чем, по его мнению, был опасен приход к власти коммунистов?

«В подавляющем большинстве случаев через несколько лет после начала реформ посткоммунистические партии (в Восточной Европе. – А. К., Б. М.) уже вполне интегрируются в структуры гражданского общества. Придя к власти на критике реформ, их лидеры, как правило, продолжают проводить примерно тот же курс. Польша, где самые резкие критики либерала Бальцеровича, получив власть, сохранили преемственность в политике, тому наглядный пример.