Егор Гайдар

Подобные примеры рождают опасные иллюзии. Многие россияне думают: если в Восточной Европе с приходом посткоммунистических партий не произошло ничего страшного, так же будет и у нас. На мой взгляд, это опасная ошибка. Именно здесь проявляется принципиальное различие восточноевропейских (вассальных) и российской (имперской) компартий. Восточноевропейские компартии, скажем, польская, венгерская или болгарская, никогда не были, в собственном смысле этого слова, независимыми. По существу, они оставались отделами ЦК КПСС по управлению соответствующими странами-сателлитами. Именно поэтому и для своих народов они всегда были символом национального унижения. И после развала коммунистической империи и дискредитации коммунистической идеологии эволюционировали в сторону социал-демократии.

Совсем другая ситуация в России. Здесь коммунистическая идеология уже давно играла, скорее, роль мишуры, обертки имперской сущности. Крах социализма в России совпал и с крахом империи. Коммунизм здесь оказался переплетенным с радикальным национализмом, а основная линия эволюции КПРФ пошла не в сторону социал-демократии, а в сторону национал-социализма. Вся нацистская риторика 20-х – начала 30-х годов прекрасно приспосабливалась к постсоветским реальностям: текстовые повторы отдельных пассажей Гитлера в книжках лидера российских коммунистов Геннадия Зюганова, разумеется, далеко не случайность. Конечно, любые аналогии условны, корни КПРФ существенно иные, чем у немецких нацистов, но все же главная тенденция ее эволюции в 1991–1996 годах очевидна. Это партия агрессивного реванша, не принявшая для себя правил игры демократического общества. Ее победа на президентских выборах чревата тяжелым кризисом рыночных и демократических институтов.

Не надо быть великим экономистом, чтобы понять: в случае победы Зюганова, еще до того, как он переступит порог кремлевского кабинета, выстроятся очереди к обменным пунктам, начнется масштабное бегство и российского, и иностранного капитала за рубеж. Быстрое истощение валютных резервов, резкое падение курса рубля, вынужденный отказ от его конвертируемости – все это практически неизбежные ступени развития кризиса, который развернется в результате победы коммунистов. А отказ от конвертируемости – это уже начало развала всех с таким трудом созданных рыночных механизмов. Исчезнет конкуренция импортных товаров, ускорится рост цен, вновь возникнет дефицит на различных рынках. Естественная реакция населения на неконвертируемость рубля и появление дефицита – панические закупки предметов первой необходимости, дальнейшее ускорение роста цен, рост бедности. И практически неизбежные в данной ситуации попытки ввести контроль цен на важнейшие товары. Ну, а контроль цен в условиях финансовой и потребительской паники – прямой путь к восстановлению тотального дефицита.

Откуда возьмется зерно в городах, если рубль вновь перестанет работать? Как тогда взять его у фермеров и сельскохозяйственных предприятий? Посылать на село продотряды?

Короче говоря, экономический анализ показывает: победа коммунистов автоматически разрушит рыночные регуляторы, страна окажется в обстановке экономического хаоса 1991 года, когда не работают ни деньги, ни приказы. Нетрудно представить себе реакцию населения – рост недовольства, непопулярность режима, лихорадочный поиск врагов народа. Все это вряд ли надолго. Никакого стабильного тоталитаризма уже не получится, нет для него ни социальной, ни идеологической, ни финансовой базы. Но удар по перспективам развития России в XXI веке будет нанесен мощнейший.

Между тем, возможность победы коммунистов не какая-то аномалия, не историческая случайность. Они просто оседлали ту волну, которая уже привела к власти множество посткоммунистических партий Восточной Европы. Вопрос в том, можно ли в России остановить их и если можно, то как.

Главная надежда на то, что общество все-таки осознает риск, связанный с победой коммунистов именно в России, сработает инстинкт самосохранения».

И он сработал.

Именно это и было той «объединяющей идеей», о которой говорил президент Ельцин в мемуарах, написанных сразу после отставки, – инстинкт самосохранения.

«Ельцин победил по той причине, – вспоминал Владимир Рыжков, – что ему и его команде удалось представить выбор между ним и Зюгановым как выбор судьбы. То есть перед каждым российским избирателем был поставлен вопрос: “Выбирайте: либо вы поддерживаете продолжение реформ: рынок, частная собственность, Европа, цивилизация, демократия, либо back to the USSR, и вы будете голосовать за талоны, распределиловку, колхозы, ГУЛАГ и так далее”.

То есть гениальность этой кампании Ельцина была в том, что выбор был поставлен не между двумя вариантами реформ: “А вот мы сделаем лучше” – “А вот нет, мы сделаем лучше”. Нет, выбор стоял не так. Выбор стоял “Или реформы, или Советский Союз, или коммунизм”.

И Чубайс – тогда он был фактически руководителем штаба – напечатал гигантским тиражом газету, где был такой заголовок: “Купи еды в последний раз”.

Месседж понятен.