Эдера 2

Да, это не было пустым бахвальством, старый дель Веспиньяни хорошо знал, что говорил: в свое время, еще в двадцатые годы, он вовремя подружился с дуче, тогда — молодым и способным журналистом, затем вошел в доверие к родственнику его жены, графу Чиано, затем вовремя переметнулся в сторону Сопротивления и в 1945 году деятельно помогал американской оккупационной администрации...

Будучи и в лагере дуче, и в лагере Чиано, и в рядах Сопротивления, Клаудио дель Веспиньяни совершил немало противозаконного, но всякий раз умел представить дело так, будто бы виноват не он. а его враг—как правило, уже .мертвый...

Наверное, отец Отторино, славившийся буйством и неукротимостью нрава, наверняка сумел бы исполнить свою угрозу — во всяком случае в той части, которая касалась избранницы единственного сына.

Однако молодой дель Веспиньяни проявил завидное упорство, а главное — изворотливость, которой славились все Веспиньяни, и настоял, чтобы его отец не только бы признал этот брак, но и проявил максимум благожелательности к молодой синьоре дель Веспиньяни.

И старому графу ничего не оставалось, как согласиться...

Сперва все было прекрасно: брак оказался на редкость удачным, молодые очень любили друг друга, и не скрывали этого. Правда, Сильвия, как настоящая итальянка, хотела сразу же завести детей, и как можно больше, однако Отторино решил пока не обременять себя подобного рода тяготами.

Однако потом воспитание и добрачные привычки дель Веспиньяни дали о себе знать: он все чаще и чаще приходил домой поздно, иногда — и вовсе не приходил, ссылаясь то на занятость, то на неожиданно встретившихся друзей, то на клубные заботы.

Сильвия сперва верила ему, однако потом начала что-то подозревать, вскоре оправдались ее самые худшие опасения — оказалось, что ее муж завел роман на стороне, с манекенщицей. Затем выяснилось, что у него есть еще один роман, затем...

Сильвия очень любила Отторино, и потому прощала ему все — к тому же что она могла сказать ему, она, девочка из небогатой семьи, родители которой имели маленькую консервную фабрику с десятью рабочими, а деды которой были батраками у богатых латифундистов?

Так или иначе, Сильвия вскоре начала пить — наверное, она посчитала, что для нее это — единственное спасение. И вот однажды, пять лет назад, в день тридцатипятилетия Отторино она, напившись, села за руль своего «феррари» и на огромной скорости врезалась в отвесную стеку.

Было ли это трагической случайностью, как думали все, или же Сильвия подобным образом решила свести с жизнью счеты — неизвестно, однако Отторино, будто бы выйдя из загульного оцепенения, в котором он находился все это время, резко поменял свой образ жизни и на полтора года отошел от света.

Он отправился в путешествия, думая, что это заставит его не думать о Сильвии, но безуспешно: погибшая приходила ему в сновидениях едва ли не каждый день. Вскоре он вернулся в Ливорно, в окрестностях которого находилось его роскошное палаццо, и вновь погрузился в пучину разгула.

Многие из тех, кто хорошо знал дель Веспиньяни, утверждали, что он хочет таким вот образом спастись от угрызений совести, хочет забыться — хотя бы на какое- то короткое время.

Желанными гостями у Отторино были артисты и артистки всех профессий, поэты, писатели, скульпторы, декораторы, визажисты, композиторы, художники, а также особая порода светских дилетантов, неистощимых на выдумки. Все хорошенькие женщины без стеснения показывались дома или на яхте цель Веспиньяни, потому что. по их утверждению, там было все очень мило я очень просто.

Отторино и сам был горазд на разного рода выдумки: по его распоряжению устраивались костюмированные пиры на античный манер — вроде тех, что так любили Калигула, Нерон и Веспасиан, великолепные, шутливые шествия с разноцветными фонариками в костюмах времен Лоренцо Великолепного и Бокаччо, воскрешались старинные грациозные пасторали, менуэты и гавоты в шикарных костюмах XVIII столетия, разыгрывались водевили на комические сюжеты, придуманные тут же, на яхте или в палаццо.

Ужинали, как правило, на отдельных столпах, по двое или по четверо, кто как хотел. Мужчины служили своим синьорам и сами себе.

Во всей Тоскане ходили всякие нелепые слухи об этих вечеринках, также, впрочем, как и о самом хозяине, графе дель Веспиньяни. Попасть к Отторино было весьма и весьма непросто, он сам фильтровал гостей, но, несмотря на безудержное, чисто южное веселье, несмотря на полное отсутствие натянутости, ужины эти носили приличный, изящный и даже целомудренный характер. И часто, очень часто спокойный и трезвый взгляд хозяина, направленный через весь зал, останавливал в самом начале рискованную выходку, слишком громкий смех или слишком резкий жест.

Но правы, правы были те, кто утверждал, будто бы Отторино в подобных вечеринках стремится забыться, стремится отвлечься от навязчивых воспоминаний: очень часто во время самого разгула веселья лицо его принимало мертвенно-пепельный оттенок и он неожиданно замолкал, долго глядя в какую-то только ему одному известную пространственную точку перед собой.