Эдера 2

— Не осталось ли после синьора Росси каких-нибудь вещей?

— Нет, ничего кроме одежды, перепачканной кровью, да какой-то ксерокопии из газеты.

Сыщик насторожился.

— Ксерокопии?

— Да.

— Из газеты?

— Понятия не имею, кто вложил ее в Библию, которая лежала на столике реанимационного отделения. Библия эта принадлежит нашей клинике... А покойный синьор Росси был явно не в том состоянии, чтобы сделать это самостоятельно...

— Простите, а могу ли я видеть эту ксерокопию,— спросил срывающимся от волнения голосом Манетти.

— Да, конечно... Вещи и эта копия у дежурного врача, в ординаторской... Кстати, вы не знаете, были ли у покойного какие-нибудь родственники?

— Не знаю, — ответил Манетти. — Простите, а где ординаторская?

Через несколько минут у него в руках уже была ксерокопия с тем самым снимком.

Теперь Манетти знал наверняка: если Эдера и получит второй экземпляр (точней, первый; второй, тот самый, который держал в своих руках сыщик, был загодя подброшен незадачливому Джузеппе), то тот, кто сделал это, наверняка все будет валить на Росси — он, мол, хотел шантажировать Андреа или Эдеру, он это и сделал.

Теперь Манетти не сомневался и в том, что ксерокопию подбросил Джузеппе тот самый человек, который и отправил его на тот свет, отключив аппаратуру. Правда, он ошибся, вложив второй экземпляр в книгу, которая, как он полагал, принадлежала Росси; Библия была собственностью госпиталя святой Бригитты. Наверняка, и та автомобильная катастрофа произошла не просто так...

Да, теперь многое вставало на свои места.

Теперь Манетти был наверняка уверен, что все это — дело рук Отторино дель Веспиньяни, человека, который сегодня на «Ливидонии» всячески стремился убедить его в своих дружеских чувствах к Андреа.

И Манетти был уверен, что все неприятности — дело его рук.

Точнее — почти уверен, потому что у него не было главного: зачем, для чего все это могло понадобиться Отторино дель Веспиньяни, и какую же цель он при этом преследовал...

Андреа, выйдя из палаццо, пошел по улице, словно лунатик, ни на кого не обращая внимания, натыкаясь на фонарные столбы и прохожих.

Вслед ему неслись ругательства, окрики, однако теперь ему было все равно.

— Эдера, Эдера, — повторял он, словно заклинание, — Эдера...

Андреа был подавлен, и трудно сказать, чем больше — то ли тем, что теперь он наверняка больше никогда не помириться с Эдерой, то ли тем, что навет на него оказался несправедливым...

«Что делать, что делать,— лихорадочно крутилось в его голове,— и почему я не послушался Манетти, почему я не начал разговор первым?..»

Наконец, немного овладев собой, Андреа решил, что теперь лучше всего не предпринимать никаких необдуманных шагов, что теперь лучше всего пойти к Манетти — посоветоваться...

Андреа без особого труда отыскал отель, где остановился его приятель.

Портье сказал, что синьор куда-то уехал.

— Может быть, ему что-то передать? — осведомился портье.

Андреа отрицательно мотнул головой.

— Нет. Если можно, то я обожду тут, внизу...

А в столовой зале палаццо тем временем продолжалась беседа — Эдера, немного придя в себя после пережитого потрясения, говорила взахлеб:

— Я ведь так любила его, я так верила ему... А он, он обманывал меня, бесчеловечно, жестоко обманывал... Я никогда, никогда бы не подумала, что он на такое способен...

Отторино ни единым словом не перебил ее — он прекрасно понимал, что Эдере теперь необходимо выговориться, что любое невпопад сказанное им слово только погубит все.

И наоборот — его внимание, его участливость обязательно будут оценены ее — пусть сперва подсознательно, но они дадут Эдере возможность в лишний раз убедиться, что ему, Отторино, можно доверять.

Пока — только доверять.

А потом...

Потом, как знать — может быть, он сможет рассчитывать и на большее?

Конечно же!

Граф был просто убежден в этом; тем более, что пока, теперь все шло именно так, как он и задумал.

Об Андреа Эдера теперь говорила как о предателе — но ведь в глубине души ее еще сохранились остатки любви, еще теплилось какое-то чувство, пусть и угасающее, и Отторино, как никто другой, понимал это.

Когда Эдера наконец-то кончила и стала понемногу успокаиваться, Отторино предложил:

— Мне кажется, Эдера, что вам теперь надо побыть на свежем воздухе... — заметив, что та пытается слабо протестовать, дель Веспиньяни продолжил: — да-да, немного проветриться, развеяться...

Эдера нерешительно произнесла:

— Но ведь уже поздно...

Графу на минуту почему-то показалось, что в этих словах можно прочесть нехитрый подтекст: «А что подумает Андреа, когда вернется?!, и потому он произнес:

— Ведь теперь, после всего произошедшего между вами и Андреа вы можете считать себя более свободной, нежели прежде?

Эдера задумалась.

— Проветриться?

— Да, немного погулять по свежему воздуху... А заодно — и успокоиться. Вам ведь надо успокоиться — не так ли?

Благодарно посмотрев на дель Веспиньяни, Эдера произнесла:

— А удобно ли?

— Вам?

— Нет, вам...

Граф расплылся в любезностях.

— Ну что вы!.. Мой долг — помочь вам! Я буду только рад...

С неожиданной решимостью Эдера поднялась со своего места.

— Хорошо.