— Тем более,— улыбнулся Клаудио,— тебе более бы приличествовало бы сидеть за рулем какой-нибудь более консервативной машины — вроде «ягуара»...
— Отец, в «ягуарах» пусть ездят надменные британские леди... Вроде тех, которых мы с тобой видели в Брайтоне, когда отдыхали там лет десять назад.
— Тебя не переубедишь...
— Я весь в тебя, отец,— Отторино, не желая ссориться с отцом, примирительно заулыбался.
— А куда это ты?
— В палаццо.
— Вот как?
— Поужинать.
— Что-то в последнее время ты стал часто там ужинать,— произнес Клаудио, исподлобья глядя на сына, — а также обедать и завтракать...
Фраза эта прозвучала с явным подтекстом,— мол, не в ужине дело, прекрасно я понимаю, почему ты так зачастил в палаццо.
Отторино махнул рукой.
— Иногда так хочется домашнего уюта...
— Почему же ты тогда не переселишься в палаццо окончательно? — задал Клаудио совершенно резонный вопрос. — Что тебе мешает?
— Ничего, отец, как знать — может быть, скоро я переселюсь туда, — загадочно ответил младший дель Веспиньяни,— так что «Ливидония» без меня осиротеет...
Клаудио, казалось все понял.
Он укоризненно покачал головой, хотел что-то сказать, но в последний момент, махнув рукой, пошел по направлению к трапу...
Эдера, сидя на стуле, отрешенно смотрела в какую-то пространственную точку впереди себя.
— Как он мог, как он мог, — шепотом повторяла она, — Андреа... Значит, он меня не любил, значит, я не нужна ему... Как он мог...
Теперь ей очень захотелось увидеть кого-нибудь из своих близких — Матильду, Чинцию, Валерио...
А больше всего — сестру Марту.
«И почему я не осталась в монастыре на всю жизнь? — подумала Эдера, — к чему мне все эти муки, все эти страдания? Почему я послушалась Марту и вышла в этот мир, в этот жестокий мир, полный подлости и предательства?! Нет, но Андреа... Как он мог?!»
Теперь Андреа и все, что было связано с ним — несмотря на время, прожитое вместе — казалось таким далеким, будто бы все это происходило не с ней, с Эдерой, будто бы она это где-то прочитала, будто бы ей это приснилось, или она видела когда-то все это в детстве, в каком-то кинофильме, названия которого она никак не могла вспомнить...
В этот самый момент в дверь осторожно постучали, и тут же послышался голос Мазино — она еще ничего не знала о произошедшем.
— Синьора, открой...
Делать было нечего — Эдера, мельком глянув на себя в зеркало, вытерла платком слезы с раскрасневшегося лица и пошла открывать.
Маргарита, едва завидив Эдеру, отшатнулась.
— Послушай, что с тобой?
Та махнула рукой.
— Ничего, Марго, все нормально...
— Но ведь глаза у тебя красные, и лицо... Ты что — плакала?
Отвернувшись к окну, Эдера ответила:
— Да, какая-то соринка попала в глаз, и я никак не могла ее достать.
— А почему ты сидишь тут, закрывшись?
На этот вопрос Эдера не смогла придумать сколь-нибудь подходящего ответа, и потому сочла за лучшее просто промолчать.
Мазино понимающе покачала головой — казалось, она все поняла.
— Вы что — поругались с Андреа?
— Нет, нет...
Теперь, после всего, что произошло, Эдере не хотелось посвящать Маргариту ни во что — пусть хоть она не волнуется за нее, пусть она останется в неведении.
Вздохнув, Эдера украдкой вытерла набежавшие было слезы и произнесла:
— Ты что-то хотела?
— Да,— кивнула Маргарита, — там уже накрывают на стол.
Эдера кротко улыбнулась — такая забота служанки очень тронула ее.
— Ужинать?
— Да.
Идти вниз, в столовую, чтобы сидеть с Андреа за одним столом?
Смотреть на него?
Ощущать на себе его взгляды, слышать беспрестанное — «Эдера, Эдера»?
Нет, она теперь не верила ни одному его слову — всему, что бы он ни сказал в свое оправдание.
А Маргарита, словно уловив ход мыслей своей госпожи, произнесла:
— Твой муж только что куда-то уехал...
Эдера, не оставив эту информацию без внимания, произнесла:
— Хорошо, Маргарита, я скоро приду...
— Кстати, — произнесла Мазино, выходя из комнаты, — к ужину приехал синьор дель Веспиньяни.
— Скажи ему, что скоро буду, — ответила Эдера, поправляя прическу.
Отторино сидел за столом, стараясь изобразить на своем лице благопристойность и доброжелательность.
Кроме него, в столовой никого больше не было — Маргарита сама накормила Эдерину и Лало и отвела их в детскую; Андреа, наскоро перекусив, куда-то уехал — наблюдательный Отторино обратил внимание, что он почему-то не хочет встречаться с ним взглядом.
Это все объяснимо.
«Да, наверняка Эдера получила письмо, — подумалось графу, — иначе бы — с чего это у Андреа такой печальный и отрешенный вид?..»
Появление Эдеры только подтвердило догадку дель Веспиньяни. От его внимания не укрылись не заплаканные глаза, ни красное лицо, ни то обстоятельство, что в руке у нее был смятый платок.
Сдержанно улыбнувшись, граф приветствовал ее;
— Добрый вечер.
— Добрый, — эхом ответила Эдера.
Сперва они молчали — только Отторино то и дело бросал в ее сторону испытывающие взгляды.
Наконец, когда был подан десерт, дель Веспиньяни осторожно произнес:
— Мне кажется, что вы чем-то опечалены...
Эдера вздохнула.
— Нет, ничего...