Эдера 2

Потом, когда настал вечер, и за окном совсем стемнело, Эдера по-прежнему была весела и спокойна — она играла с детьми, читала им книжки, то и дело бросая ласковые взгляды на Андреа. Затем, после ужина, она ушла к себе в комнату, оставив детей попечению мужа.

Через полчаса к Андреа подошла Маргарита Мазино и спросила, где синьора.

Андреа кивнул в сторону закрытой двери.

— Там...

И, только тогда, когда служанка подошла к двери, Андреа заметил в ее руках какой-то конверт, но в тот момент не придал этому должного значения.

А через несколько минут...

О, он никогда, до самой смерти не забудет этого по-детски испуганного выражения лица.

Эдера, выйдя из спальни с надорванным конвертом в одной руке и газетной вырезкой — в другой, растерянно посмотрела на Андреа и спросила:

— Как же так?..

Наверное, если бы она бросилась на пол, зарыдала бы, или наоборот, с презрением захохотала, или крикнула — «подлец!», «мерзавец!», «негодяй!» — для него, Андреа, это было бы куда меньшим ударом...

Но она, подняв на Андреа полные слез глаза, только спросила — беспомощно и трепетно:

— Как же так?..

И в этом вопросе Андреа явственно услышал: «Я ведь тебе верила...»

Лицо ее было затуманено неестественной бледностью, и расчеркнуто пополам полосой губ, закушенных, красных, как кашинель, как будто бы кто-то полоснул по этому восковому, прозрачно-белому лицу острым лезвием.

«О, какой же я идиот,— подумал Андреа,— это надо было предвидеть... И почему я с ней раньше, раньше не поговорил? Теперь уже поздно...»

Эдера, подойдя к Андреа вплотную, протянула ксерокопию полосы той самой газеты — в глаза бросился напечатанный крупным шрифтом заголовок:

                            ОДИН ИЗ ЛИДЕРОВ ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ АЛЬБЕРТО БАРЦИНИ АРЕСТОВАН В КРОВАТИ ПРОСТИТУТКИ ПО КЛИЧКЕ «ЛОШАДКА»

И фотография — та самая...

Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, Андреа произнес:

— Эдера, послушай...

Но слова эти были произнесены как-то сдавленно — комок застрял в горле.

Эдера, ни слова не отвечая, протянула Андреа конверт и его содержимое, и вышла в свою спальню, плотно прикрыв дверь.

И Андреа остался один...

Да, теперь было все кончено — Андреа это прекрасно понимал.

Теперь ему не будет прощения, теперь он проклят Эдерой навек.

«И почему я не послушался Манетти, — все время корил себя Андреа, — почему я сам, первым не поговорил с ней? Ведь если бы я тогда все объяснил — теперь бы мне не пришлось раскаиваться...»

Что делать?

При этом мысленном вопросе руки Андреа бессильно опускались — положение казалось безвыходным.

Андреа несколько раз подходил к двери, за которой была спальня Эдеры, несколько раз пытался заговорить с ней, но ответа не было.

— Эдера, Эдера, — умолял Андреа, — Эдера, прошу тебя, очень тебя прошу, заклинаю всем святым! Ну пожалуйста, открой мне, Эдера! Нам надо поговорить!

Но Эдера не отвечала — иногда только сквозь плотно запертую дверь до слуха Андреа долетали какие-то всхлипывания — или это ему, наверное, только казалось. 

В этот самый момент резко и пронзительно зазвонил телефон, но Андреа теперь было не до звонков — подойдя к телефонному столику, он резко выдернул шнур.

— Эдера, Эдера, Эдера, Эдера,— повторял Андреа, как заклинание, — Эдера, я тебе сейчас все объясню... Это ошибка, это...

Но Эдера так и не отозвалась...

По расчетам графа дель Веспиньяни, Эдера уже наверняка получило то самое письмо.

Теперь должен был начаться последний акт этого отлично задуманного и превосходно срежиссированного действа, где он, Отторино дель Веспиньяни был одновременно и автором пьесы, и режиссером, и одним из исполнителей главной роли.

Теперь Эдера должна была стать его...

Да, Отторино превосходно разбирался в людях, прекрасно понимал многие мотивы их поступков — порой даже такие, которые, не понимали они сами.

И он знал, что ему предстоит делать дальше...

«Эдера наверняка относится к тому типу женщин, которые никому и ничего никогда не прощают, — думал Отторино, — точно также, как и моя покойная Сильвия... Да, они похожи, я это вижу, они действительно похожи, и не только внешне. Тогда Сильвия, не найдя ничего лучшего, избрала пассивный протест — она наложила на себя руки. Наверняка, Эдера поступила бы также. Но только не в такой ситуации... Не знаю, как Эдера, но в подобных случаях очень многие женщины хотят прежде всего отомстить мужу, и потому идут на открытую измену ему. А потом — потом все пути к примирению отрезаны, и обратной дороги уже и быть не может. Кроме того, женщины — по натуре очень слабы, и в минуты сильного душевного потрясения чисто подсознательно ищут опору. Ей необходимо будет выговориться, поплакаться. Неважно кому — подруге, соседке, даже — собственной служанке. Если Эдера действительно получила письмо, а по моим подсчетам, она должна была сделать это еще вчера, то теперь она в расстроенных чувствах... Что ж — через несколько часов мне надо будет быть в палаццо...»