— А вы задержали Андреа Давила... Потому что какой-то идиот позвонил к вам по телефону и указал на него, воспользовавшись внешним сходством разыскиваемого и этого честного человека.
— И все-таки, мне надо время.
— На что?
— Для проверки документов... Синьор, — голос Гвадонини зазвучал более мягко, — вы поймите, дело, о котором мы с вами говорим, далеко неординарное...
В ответ дель Веспиньяни только хмыкнул.
— Еще бы!
В этот самый момент граф настолько вошел в образ борца за справедливость, который сам же для себя придумал (такую позицию Отторино посчитал для себя более выгодной), что и сам начал возмущаться самоуправством полиции.
— И сколько продлится эта проверка?
— Ну, думаю, дня три...
— И вы хотите сказать, — спросил дель Веспиньяни, резко обернувшись к следователю, — вы хотите сказать что все это время Андреа будет находиться в камере?
— Синьор, не кричите, — произнес Гвадонини мягко, почти ласково, — поймите нас... Таков порядок.
— Хороши же у вас порядки, ничего не скажешь, — ответил Отторино. — Сперва вы хватаете ни в чем не повинного человека, делаете из него посмешище, садите в тюрьму, а потом, когда приезжает его приятель, который может подтвердить его личность...
— Кстати, а кроме вас кто-нибудь еще может подтвердить правдивость слов... — с уст Гвадонини едва не слетело настоящее имя Андреа, однако в самый последний момент он, словно передумав, изменил формулировку на более обтекаемую: — правдивость слов подозреваемого... То есть, я хотел сказать — арестованного.
Конечно. Во-первых, — граф принялся загибать пальцы, — синьор Стефано Манджаротти, сторож на моей вилле. Во-вторых — синьорина Доминго, у которой Андреа снимал квартиру в рыбацком поселке Алессандрия. В Алессандрии синьор Данила пробыл довольно долго, и, думается, что там найдется достаточно людей, которые подтвердят это. Если вам недостаточно меня, если вы не верите и мое честное слово...
— Что мы, что вы, запротестовал следователь, быстро записывая в блокнот свидетелей, ну что вы, я вам верит... Но их все равно придется опросить.
— Почему?
И опять Гвадонини ответил с непреклонностью, достойной, наверное, лучшего применения:
— Таков порядок.
Это было уже слишком.
Отторино, взяв телефон со стола следователя и по ставив его к себе на колени, спросил очень мягки и вкрадчивым голосом:
— Синьор, вы не будете, конечно же, возражать если я сейчас позвоню в Рим?
Гвадонини передернул плечами.
— Звоните, синьор, но не очень долго. Телефон-то казенный...
— Я не задержу вас...
Дель Веспиньяни быстро набрал номер Адриано и, вкратце обрисовав ему сложившуюся ситуацию, спросил, что можно сделать.
С той стороны послышался приятный знакомый еще с юности баритон:
— Какой номер телефона в кабинете у этого самого Гвадонини?
Отторино назвал номер.
— Хорошо,— ответствовал Шлегельяни,— я сейчас перезвоню, куда надо, а вы сидите и ожидайте звонка...
После этих слов граф, предчувствуя, что все разрешится, положил трубку и закурил, сбрасывая пепел в пепельницу, услужливо подставленную следователем.
Ждать пришлось недолго — вскоре раздался резкий звонок.
Гвадонини, вопросительно посмотрев на своего гостя, поинтересовался:
— Это, наверное, вам звонят?
Граф улыбнулся.
— Боюсь, что вам...
— Боитесь?
Отторино ничего не ответил, и следователю оставалось только взять трубку.
После первых же слов неизвестного, но, судя по всему, очень важного абонента у Гвадонини вытянулось лицо.
— Как? Да, знаю... Да, синьор... Но ведь мы действовали по закону... Сперва проверить... Потом? Хорошо. Обязательно, — произнес он и положил трубку.
Переведя дух, Гвадонини достал из кармана большой клетчатый платок и отер им выступившие на лбу капельки пота.
— Ну, вы убедились?
После того, как следователь послал за охранником, он, с уважением и страхом посмотрев на Отторино спросил:
— Простите, но откуда вы знаете Прокурора Республики, синьор?
Граф махнул рукой.
— Я его не знаю. Но теперь он знает не только меня, но и вас. Боюсь, что за незаконное задержание честного гражданина, за ваше не в меру большое рвение вы вскоре турманом полетите с вашей полупочтенной службы, синьор... Тем более, что для меня совершенно очевидно, что вы были сами заинтересованы в том, чтобы представить дело, будто бы арестованный — действительно Барцини.
Гвадонини попытался было произнести что-то в свое оправдание, но граф только махнул рукой и не стал его слушать.
— Расскажите это в другом месте и в другое время, — произнес граф и отвернулся.
Андреа, сидя на тюремной кровати, молча смотрел в какую-то одному ему единственному известную пространственную точку впереди себя.
Настроение было скверное, чтобы не сказать — подавленное.
Сколько ему еще тут сидеть?
Как доказать, что он на самом деле — не тот, за кого его принимают?
Что с ним будет дальше?
Одному Богу известно, да еще, наверное, синьору Давидо Гвадонини...
В это время дверь открылась, и в проеме появилась фигура карабинера.
— Синьор Андреа Давила?
Андреа вздрогнул.
Как — неужели все прояснилось?
Ну да, получается так — ведь его назвали его настоящим именем...
Или это галлюцинация, или ему просто показалось?