Он не договорил, здоровенный булыжник размером с буханку сопливого хлеба влетел в гостиную, разбив окно. Рэндальф, слабо пискнув, тут же прыгнул Норберту на плечо.
– А-а-а! – закричал он оттуда, – Вот оно, знамение! Вот оно!
Вероника презрительно глянула на дрожащего от страха Рэндальфа.
– Я вижу, как ты одним махом преодолеваешь любые опасности! – сказала она.
Раздался треск.
С потолка посыпались щепки, а снаружи донесся разъяренный рев какого-то зверя.
– А-а-а-а-а! – завопил еще громче Рэндальф. – Скорее забивайте досками двери и окна! Готовьте спасательные шлюпки!..
– Спасательные шлюпки? – удивилась Вероника. – Какие спасательные шлюпки? Норберт давно их все утопил!
– Ну так делайте хоть что-нибудь! – Рэндальф был в отчаянии. – Ведь на нас совершено нападение!
2
А в Гоблинтауне как раз открывались бесчисленные лавки и магазины. Построенные один над другим – самые дорогие внизу, а самые дешевые наверху, – магазины эти представляли собой высоченные кривоватые башни, покачивавшиеся на ветру. В одном магазине обосновались модистки, выставив на витрину прелестные дамские шляпки, тут же рядом торговали скобяными изделиями, а по соседству раскладывали на прилавках свой товар булочники… В центре города разных магазинов и лавок было особенно много, но больше всего – торгующих одеждой и воинскими доспехами. На самом верхнем этаже самой высокой «магазинной» башни находился уже знакомый нам «Магазин Уцененной Одежды О’Грабили» – отвратительное заведение с вечно затхлым, вонючим воздухом, где действительно «в широком ассортименте» продавалось самое дешевое и самое отвратительное старье, какое только можно отыскать в Чвокой Шмари.
В магазине, уставленном бесконечными рядами вешалок с нарядами и воинскими доспехами, не было ни души, а вот из небольшой мастерской, расположенной за торговым залом, доносились голоса. Причем разговор явно шел на повышенных тонах…
– Немедленно снова принимайся за работу! – орал О’Грабили, хозяин магазина, гоблин весьма плотного сложения с кривыми ногами, волосатыми ушами и сросшимися бровями, превратившимися, казалось, в одну сплошную черную мохнатую бровь. Можно было подумать, что он нарочно прилепил ко лбу полоску медвежьей шкуры.
– Не могу! – сердито и кратко отвечал гоблин, сидевший за рабочим столом.
– Как это не можешь? – возмутился О’Грабили. – Да если заказ не будет готов к полудню, Борис Большеносый выпустит мне кишки! Ты же знаешь, каковы эти людоеды! – Могучая черная бровь еще сильней нахмурилась. – Сию же минуту принимайся за работу! – взревел он. – Ты меня слышишь?
Гоблин поморщился.
– Даже слишком хорошо! – пробормотал он. – И будь что будет, но сделать я ничего не могу. Мой швейный эльф бежать собрался. – И он мотнул головой куда-то в угол.
О’Грабили повернулся, пригляделся и увидел маленького хрупкого эльфа, занятого увязыванием своих пожитков в грязноватый носовой платок. Прикрепив узелок к концу дорожного посоха, эльф встал и двинулся к двери.
– Да что здесь, клянусь Чвокой Шмарью, происходит? – грозно спросил О’Грабили. – И куда это ты собрался, голубчик?
– На праздник! – радостно сообщил ему эльф.
– На праздник? На какой еще праздник?! – О’Грабили чуть не взорвался от злости. – Но ведь эльфы так любят свою работу, что у них не бывает праздников, верно?
– А теперь есть! – сказал эльф, и счастливая улыбка осветила его исхудалое личико. Он вскинул посох на плечо и, весело насвистывая походный марш, вышел из комнаты.
А господин О’Грабили так и остался стоять посреди мастерской, побагровев от гнева и совершенно лишившись дара речи.
– В том-то и беда, – пробормотал портной, – что в наши дни не найдешь эльфа, на которого можно положиться!
Подобные сцены между тем разыгрывались по всему Гоблинтауну; эльфы самых различных профессий, старые и молодые, красивые и безобразные, выбегали на темные узкие улочки Гоблинтауна и дружно устремлялись к городским воротам. То были эльфы швейные и часовые; эльфы-тестомешалки и эльфы, зажигающие светильники; эльфы-почтальоны и эльфы-гонцы; и даже те эльфы, которые считались немного не в себе, оттого что крутят сушильные барабаны. Все они сливались в одну общую толпу! Все возбужденно что-то обсуждали, и воздух так и звенел от их пронзительных голосов, особенно когда говорили несколько эльфов одновременно. Словом, происходил массовый исход эльфов из города!
А гоблины застыли в дверях домов или свешивались из окон и с несчастным выражением смотрели, как их покидают верные помощники, в ужасе решая, как им теперь быть? Как обходиться без трудолюбивых, но неверных эльфов?
Тем временем эльфы, все сильнее возбуждаясь от присутствия столь большого числа своих товарищей, решительно двигались по дороге к Эльфийскому Лесу, поднимая густые клубы пыли. Их дорожные узелки, сделанные из грязных, в крапинку и полоску, носовых платков, так и подпрыгивали в этой пыльной туче, пронизанной первыми солнечными лучами. И чем дальше от Гоблинтауна уходили эльфы, тем больше становилась их толпа.