Вдруг краем глаза замечаю фигуру, выходящую из машины. Она движется между двумя припаркованными автомобилями и направляется ко мне, все еще оставаясь в темноте и в тени. При этом на вид она крупная и могучая, и пульс у меня подскакивает, а воспаленные кулаки сжимаются. Я снова готов к бою, но, ё-мое, это же Конрад, освещенный теперь желтой лампой вверху на крыше.
– Ты живой! – в восторге напевает жирный говнюк, его большие глаза наполняются слезами, и он стискивает меня в неуклюжих объятьях. Нервно хлопаю его по спине, полностью сбитый с панталыку. Совсем этого не ожидал. – Ты бы позвонил, прислал эсэмэску, мейл… – говорит он задыхаясь. – Это на тебя не похоже – не отвечать на звонки! Уже много дней! Я волновался, мы все волновались!
– Спасибо, дружище… Прости, куча всего навалилось, поздравляю с треком, – лопочу что-то, когда он меня отпускает.
– Я знаю, у тебя проблемы с деньгами, – шепчет Конрад. – Все, что тебе нужно, – только скажи мне, и я тебе дам. Мои деньги – это твои деньги. Ты же это знаешь, да?
Вообще-то, нет, я всю дорогу, блядь, думал, что он прижимистый эгоистичный пиздюк. И я ожидал ебучего выстрела в спину. Ожидал, что Конрад наверняка подпишет контракт с конкурентами, перейдет на сторону Ивана. Разумеется, мне и в голову не приходило, чё у нас такие вот отношения.
– Это неимоверно щедро с твоей стороны, дружище, просто я был не в теме, занимался всякой личной и финансовой фигней, – объясняю и прибавляю: – К великому своему удовлетворению, должен признаться.
– Это хорошо. Рад слышать. Но нам нужно поговорить, есть перемены, – добавляет он зловещим тоном.
– Ага, ладно, только сперва мне надо наверх, заглянуть к отцу и сыну. Встретимся через двадцать минут в «Спикизи» на Пико.
– А где это? – спрашивает он.
– Вот было бы классно, если б существовало такое приспособление под названием интернет, куда можно было ввести слова «Спикизи» и «Бульвар Пико», чтобы словно по волшебству высветился маршрут?
Конрад смотрит на меня и презрительно усмехается:
– Кажется, я знаю это приспособление. Оно находится в такой штуке под названием телефон, по которому еще можно говорить, когда он звонит. Но я не уверен, что мой директор догадывается, блядь, о его существовании!
– Слив засчитан, кор, скоро увидимся.
В общем, поднимаюсь в квартиру, чутка беспокоясь, как меня встретит отец, – я же свалил и оставил их с Алексом, а теперь сразу выдвигаюсь обратно. Я все свалил на несчастного старого хрыча. После одних и других похорон мы с Викки много зависали вдвоем, и я не раз и не два ночевал у нее в Венисе. Отец, походу, не возражал, соглашаясь, что диван вреден для моей спины, хотя я так думаю, чё все-таки чутка прогнал беса. Но когда вхожу, батя сидит на диване и играет с Алексом в видеоигры. Тычет пальцем в приставку и груду игр.
– Как раз затарились, – говорит он, и оба не отводят глаз от экрана.
Вполне очевидно, что их устраивает, если я тут же снова уйду. Чешу в «Спикизи», а Конрад припарковался снаружи на улице, навалившись на приборную доску, как надувшаяся подушка безопасности. Стучу по окну, и он резко просыпается. Заходим в бар, и он заказывает
– Я думал, ты приехал, чтобы меня бортануть, – признаюсь я.
– Нет, – он шокирован, – ты что, дурак? Ты же для меня как член семьи, – говорит он, пока я быстро приговариваю бокал, а затем снова его наполняю. – Иногда бывает такое чувство, что ты единственный человек, который когда-либо проявлял ко мне интерес.
Ебаный в рот, теперь уже и я еле сдерживаю
– Кстати, о семейственности, – сурово смотрю на него. – Я отношусь к вам, ребята, точно так же… и потому меня убивает, братан, когда я вижу, как ты себя распускаешь.
– Что?..
– Сало, бро, – его нужно сбросить, – толкаю его в плечо. – Этот вес тебя убивает, а так не должно быть. Ты ж молодой чел, Конрад, это неправильно.
В иво глазах – краткая вспышка враждебности. Затем они смягчаются, увлажняются, и он начинает рассказывать за своего старика. Чувак играет классику в Голландском национальном оркестре и никогда не понимал любовь сына к электронной танцевальной музыке. Это отсутствие признания и доверия от отца пиздец как пригружает Конрада.
Делаю глубокий вдох и отрываюсь по полной: