Приступаю к работе и довожу Марианну до множественного оргазма, задействуя пальцы, язык, член и, самое главное, речевую игру, от которой покраснел бы даже сексуальный маньяк из камеры смертников. Ебать ее все эти годы – все равно что читать «Собрание сочинений» Уильяма Шекспира в кожаном переплете, что я заказал много лет назад: всякий раз, как берешь его, находишь что-нибудь новое. Соперница она боевая, но к тому моменту, когда приходит шлюха, я уже затрахал Марианну до отупелого истощения. Сам я старался кончину не спускать: это ведь всего лишь легкая закуска перед главным блюдом дня.
Лили поднимается, и я немного сникаю, потому как снимки ей явно льстят. Типа даже
– Вот так, мой мальчик, прими иво в сибя… это пидараска, за которую я, нахуй, выхожу…
Двигаю бедрами, стараясь, чтобы самотык вошел поглубже, а сам наблюдаю за всем этим в зеркале, упиваюсь полоумным оскалом Марианны и жвачечной отстраненностью Лили (по моему указанию, все это – часть постановки). Тем временем я размашисто наяриваю на своем смазанном елдаке, и давление постоянно нарастает, как у «Хибзов» перед воротами «Рейнджерсов» на заключительном этапе хэмпденского финала. Думаю: «Так вот какой будет семейная жизнь», и тут вдруг дверь отворяется и ебаная уборщица…
«Ё-мое, это ж никакие не ебаные уборщицы…»
Туса буквально разваливается на части, когда врываются два мужика, щеголяя ксивами, в сраной полицейской форме и с тупой, идиотской вседозволенностью на рожах. Онемевшие и ошарашенные, они на пару секунд застывают, переваривая всю сцену, но не уходят. Затем один говорит:
– У вас две минуты, чтобы одеться, мы будем ждать вас снаружи!
Они сваливают, один что-то говорит, но я не улавливаю смысл, а другой отвечает низким, гортанным смехом, потом они захлопывают за собой дверь.
– Какого хуя, – пищит Лили.
Марианна смотрит на меня и надменно говорит:
– А я б не прочь этих парней заказать…
41
Рентон – Роняя английские розы
Я такой обалдевший, потрясенный, уставший, расслабившийся и
Я перестроился не в тот ряд, нахуй, и мне со всей дури сигналят, водила грузовика, проезжая мимо, тычет фак. Я только что голыми руками исколошматил копа, а сейчас бздю собственной тени. Не могу сосредоточиться: интересно, на сколько вообще потянут «Литские головы» и надо ли жестко играть с этим пиздюком-коллекционером, раз Конрад собирается куда-то переметнуться, а на Эмили и Карле я нихуя не подниму.
Не, не получается. Торможу у какого-то сервисного центра и пью в «Арбис» говенный черный кофе. Он лишь обжигает раздраженный желудок, который напоминает кубло извивающихся опарышей. Съедаю полбуррито, а остальное выбрасываю. Бегби объяснил, что у меня просто стрессовая реакция дилетанта после совершенного насилия. Меня беспокоит мысль, что за каждым углом поджидают мрачные последствия и страшное возмездие. Копы полностью поверили в нашу историю, а адвокат заверил, что я вне подозрений, но меня колбасит паранойя. Подумываю включить телефон, но знаю, сейчас это худшее, что можно сделать, хотя желание почти непреодолимое. По-любому новости всегда бывают только плохими. Конрад грозится переметнуться, как раз когда я узнаю от «Уинн», что у него большой сейшен в «Экс-Эс», на волне его последнего большого хита. Теперь какой-то другой пиздюк снимет сливки. Ну и хуй с ним.
Сажусь обратно в машину и, как ученик, чувствую каждый поворот: никогда не съезжал с 101-го на 405-й с таким облегчением. Городские пробки сбавляют темп событий, успокаивают, дают мине время подумать. Решаю, что все хорошо. Я совершил благородный поступок и получил за это обратку. Фантазирую о правдоподобных и неправдоподобных наградах. О таинственном целителе или революционном чудо-лекарстве для Алекса, которое как по волшебству наладит его связь с миром. Но никакие деньги тут не помогут. Однако они обеспечат мне необходимую квартиру с тремя спальнями. Затем по 10-му до Санта-Моники, потом съезжаю с него и паркуюсь на своей подземной стоянке. Вылезаю из машины и подношу руку к лицу. Рука дрожит, но я уже дома, целый и невредимый.