Скалюся иму и вижу, как пиздюк меняется в лице, када прохожу мимо ниво и с носока иво лежачему дружбану прямо по щам. Парень взвизгует. Другой тут же спрыгует с ниво, вскакует на ноги и готовится со мной пиздиться.
– Хули ты, блядь, творишь? Это ж не твое…
Я иму ногой по мудям красаву, и пиздюк взвывает. Сгинается пополам и пытается уползти с темного проулка обратно на освещенную улицу.
– Хренушки, никуда ты не пойдешь… – и цапаю иво за хайра и подтягую к уложенному на брущатку пиздюку. – Извинися перед своим друганом.
– Но ты ж… ты ж иво в лицо пнул!
Хуярю пиздюка бошкой об стенку, еще раз, и после второго удара бошка у ниво трескается.
– Извинися.
Он, походу, пиздец ужратый, и я выкручую иму хайра в сторону, чёбы кровянка мине на прикид не попала.
– Даррен… прости, братан, – стонет.
Этот парень Даррен пытается встать, об стенку подтягиваясь.
– Чё за расклад, нах?
– Ебни пиздюка по щачлу, – говорю иму, не отпуская хайра другого пацика.
– Не-а…
Снова хуярю другого парня бошкой об стенку. Пиздюк очкует. Умоляет парня, которого всего минуту назад пиздил:
– Ох… вдарь, Даррен… просто вдарь!
Этот парень Даррен стоит как неродной. На переулок оглядуется.
– Даж не думай съебать, – предупреждаю придурка. – Бей пиздюка!
– Вдарь! Просто вдарь, и уйдем уже отсудова! – второй умоляет.
Этот кент Даррен тузит своего дружбана. Ну, так себе накердыш. Выступаю вперед и этого парня Даррена по щачлу хукаю. Красава: на жопу валится.
– Вставай! Встань и врежь иму, даун ебучий!
Даррен вставает на ноги. Он рюмит, и хрумкалка вся распухла. Другой парень как осиновый, блядь, лист дрожит, а я так же крепко иво за хайра держу.
Смарю на этого парня Даррена:
– Давай, пиздюк, мы чё тут, всю ночь торчать, нахуй, будем? – Этот парень Даррен сморит на своего дружбана весь такой смурной и виноватый. – Не тяни резину, у миня уже терпение, нахуй, лопается!
Ослабляю хватку, и этот кент Даррен приходует своего дружбана уже по-взрослому, нехило другого по щам гасит. Выскакиваю вперед и навешую пиздюлину этому говнюку Даррену, тот мешком рядом со своим дружбаном падает. С носока обоим пиздюкам.
– А ну обратно встали, пидарасы ебаные!
Тут же думаю, чё не надо было этого говорить: это ж можно истолковать как гомофобию. Но щас на всю эту лабуду нету времени. Стопицот голубых друзей в Калифорнии, но туточки к старым дурным привычкам возвращаешься, без балды.
Они валяются и стонут, пасти порванные, и замечаю, как второй искровененными, запекшимися буркалами на этого Даррена поглядывает.
– Пожали, – я такой. – Терпеть не можу, када дружбаны срутся. Пожали друг другу руки.
– Ладно… прошу… прости… – тот пиздюк, чё потрезвей, такой. Протягует руку и клешню Даррена цапает. – Прости, Даррен… – такой.
У этого парня Даррена оба глаза щас как две щелки на фиолетовых луковицах, и он не в курсах, я это или дружбан иво. Стонет:
– Все норм, Льюис, все норм, братан… просто пошли на хату…
– ДМТ, парни, попробуйте, ежли еще не. Это все фигня, все это преходящее, – говорю пиздюкам.
Када выхожу с переулка, они там вдвоем кряхтят, помогая друг дружке на ноги встать. Опять не разлей вода! Это мой добрый, нахуй, поступок на сёдня!
Перед тем как выбраться с переулка, подбираю сумку с пузырями вайна, дышу спокойно и ровно. Надысь дождик покапал, и кусты мокрые, кароч, вытираю руку об них от кровянки, стараясь убрать побольше. Как тока с переулка выруливаю, я уже не Фрэнк Бегби, а знаменитый художник Джим Фрэнсис и возвращаюсь в роскошный дом своих друзей Иэна и Наташи в Новом городе, ну и к своей жене Мелани.
– Ну наконец-то, мы уж думали, где ты так задержался, – Мел грит, када вхожу в дверь.
– Понимаете, никак не мог определиться, уж извините, – ставлю бутылки на кухонный стол и на Иэна и Наташу смотрю. – Тут у них поразительная коллекция вин, если учесть, что это местный магазин.
– Да, у чела, который его открыл, Мердо, еще один филиал в Стокбридже. Они с женой Лиз каждый год ездят в отпуск дегустировать и продают товар только с виноградников, которые протестировали лично, – Иэн такой.
– Серьезно?
– Угу, и это имеет большое значение – внимание к деталям.
– Ну, поверю тебе на слово. Я занудный в последнее время стал, от всех своих пороков отрекся.
– Бедняжка Джим, – эта шалава Наташа такая, пьянючая уже.
Если б я не любил жену и дочек, то, наверно, захотел бы ей вдуть. Но тока я не одобряю такого поведения, если ты женатик. Для некоторых людей это нихуя не значит. Но для миня это значит дохуя. Обымаю Мелани, кабута посылаю эту Наташу нахуй.
Потом чешу поссать и хорошенько руки мою, а то вдруг кто заметит. Костяшки чутка ободраны, но все остальное в поряде. Захожу обратно и сворачуюсь калачиком на диване, довольный после своего малого дозняка. Но дело может поправить тока одно: прийти в ебаную мастерскую и вернуться к работе. Нельзя ж постоянно мудачью пиздюлей навешивать. Это не совсем комильфо, и можно себе самому на жопу приключений найти.
29
Мудозвоны на выставке