Джинсы мертвых торчков

– Мдя, блядская непруха у тебя, да ж?

Рентон не верит своим ушам:

– Но мы ж снова друганы, Франко, в Лос-Анджелесе… Финал Кубка… у нас был сближающий опыт… мы вчетвером… ДМТ… – лопочет он, глядя в глаза насекомого, в которых нет ничего, кроме хладнокровного коварства.

– До сих пор торчишь, блядь, да ж, братан? – Невозмутимый Франко Бегби почти ухмыляется в лицо ошарашенному Рентону. – В правилах продажи оговорено, чё головы будут предоставлены покупателю после выставки на следущей неделе. Кароч, дай знать Мартину, куда их тибе отправить, – он кивает на своего агента, – и он все устроит. Прям щас мы зарезервировали малой столик для обеда в «Кафе рояль». Я б тибя пригласил, но давай оставим все на деловой основе, пока не вернешь бабки, которые мине должный. Тада до встречи, – улыбается он, поворачиваясь к подошедшему агенту и давая ему пять.

Рентон как во сне выходит и движется по Уок. К нему подъезжает инвалидный электроскутер. В корзине спереди сидит песик. За рулем – Спад Мёрфи.

– Какого хуя…

– Зыко, да ж, котан? «Прайд кольт делюкс». До восемь миль в час. Взял иво в собесе напрокат. Катил по городу в гостиницу, чёбы тибя увидеть. – Спад протягивает Рентону бомбер «Хуго Босс». – Забыл на больничке, када миня туда привозил.

– Спасибо… – Рентон берет куртку и смотрит на итальянское кафе через дорогу. – Малехо почифирим, кор?

28 Бегби – История искусства

Пиздюк стоит перед большим серым мраморным камином. Он подымает брови, потом чарку и на миня сморит. Мелани сидит возле миня в светло-коричневом платье с вырезом на спине, надушенная приятным парфюмом с ароматом лаванды.

– Весьма успешный аукцион, – грит нам Иэн Уилки, известный живописец с Глазго, ныне «сосланный» в Новый город, как этот пиздюк выражается.

Его жена Наташа, с такими формами, чё буквально вываливаются с короткого черного вечернего платья, малехо мине улыбается. Секс-бомба доливает в мою чарку «сан-пеллегрино». Они дружбаны Мел из арт-среды, и малехо напрягаться надо. Лучше б я в боксерском клубе с пацанами был… хотя, может, и не. Это все мифы, чё ты попадаешь в новый мир, када оставляешь старой. Обычно попадаешь в ебаное чистилище.

Скучаю за своей мастерской, за делом своим. Вся эта хуйня с выставками и аукционами и званые ужины мине мозг выносят. Я просто хочу работать над своими картинами и скульптурами и зависать с Мелани и бебиками. Гулять по пляжу, пикнички, вся фигня вот эта. Малая Ева – умора просто. Такое чудит, чё я угораю. Грейс тож, но она больше на мать похожая. Када все пиздатое, мою работу и моих девочек, – када это у миня отбирают, тада миня опять старая развлекуха манит. Чуйствую тягу въебать какому-нить пиздюку.

Этот пацик Уилки распизделся за то, как иму надо вбухивать, нажираться в говно, чёбы в творчестве сибя выразить. Это закамуфлированная подначка, чё я тут, мол, один трезвенник: ежу понятно. Наташа доливает мине в чарку минеральной воды с газом. Если б в этой чарке алкашка была, ее мужик был бы уже на Королевской больничке: загорелую хрумкалку иму б там, нахуй, вправляли.

– Мне больше нравится жизнь без алкоголя, – лыблюсь иму, – он меня уводит в такие места, куда я не хочу попадать.

Наташа опять скалится. Я в курсах, чё мог бы вдуть ей невкипиш. Такой уж это народ. Могила исправит. Меня она так и видит: дикий, неприрученный Фрэнк Бегби, мужик, блядь, чё надо, а не пидарковатый «плохиш» шотландского искусства – титул, которым награждают этого позера. Ну или награждали. Пока не появился я. Щас он вовсю пытается закадыками заделаться.

– Что-то у нас выпивка кончается, – Уилки такой, допивая остатки вайна.

– Я сгоняю за парой бутылок, – говорю им. – Достану годный продукт: щас я неплохо в винишке шарю, Мел всида миня посылает, – подмигую ей.

Кароч, срываюсь в винный. Понтовитый такой, блядь, магаз в подвале. Выбираю какое-то каберне «Напа-вэлли», чё вполне дорогим выглядит, ну и Мел с дружбанами пьют иво в Калифорнии. Пока еще снутри ращитуюсь, слышу какой-то шухер с улицы. Расплачуюсь и шустренько выбираюся наружу по ступенькам, на темную дорогу, и вижу, как двое молодых пациков, двадцать с чем-то, варежки друг на друга открыли. Один парень орет:

– Я до тибя доберусь, сука, в любой момент! Думаешь, я тибя зассал?

Другой пацанчик, походу, спокойней, адекватней и чутка не такой бухой.

– Ну тада пошли он туда, – и в малой проулочек тыкает. Они сруливают, а я думаю: «Да, пиздец красава… две мясистые мухи прямо к пауку в гостиную, нахуй, залетели».

Иду за ими следом, ну и, само собой, они мутузятся, а потом тот пацик, чё не такой бухой, крикливого на лопатки ложит. Садится сверху и пиздит иво со всей дури, по таблу хуярит. Крикливый клешни задирает и верещит:

– ОТПУСТИ МИНЯ НАХУЙ, Я ТИБЯ УБЬЮ, ПИЗДЮК!

Приставляю сумку с вайном до стеночки и встаю прямо за ими.

– Хули иму тибя отпускать, если ты убить иво собрался, припездол.

Тот, чё потрезвее, оборачуется, сморит на миня и такой:

– А тибя ебет? Вали нахуй, или тож отхватишь!