Джинсы мертвых торчков

В переднем ряду Марк Рентон сдерживает громкий хохот, исходящий откуда-то из самого нутра. Он поглядывает на группку фраеров, некоторых смутно узнает и обнаруживает, что в своем веселье не одинок. Рентон смотрит на голову Больного. Сходство слегка поймано, но взгляд слишком уж безмятежный. Он выгибает спину, чтобы посмотреть, не явился ли его старый дружок, несмотря на заверения в обратном: вряд ли Больной не поддастся тщеславию, ведь его скульптуру выставляют напоказ.

– Одна из них – автопортрет, – продолжает аукционист, – остальные три – изображения его друзей детства. Все отлиты из бронзы. Вместе они представляют собой один лот, и мне предписано начать торги с двадцати тысяч фунтов стерлингов.

Поднимается табличка. Это Пол Страуд, агент коллекционера Себастьяна Вилльерса.

– Двадцать тысяч. Я слышу двадцать пять?

Марк Рентон медленно и неуверенно поднимает свою табличку, словно этим движением способен притянуть к себе снайперскую пулю. Аукционист указывает на него:

– Двадцать пять. Я слышу тридцать?

Рентон снова поднимает табличку, давая повод для странных взглядов и пары смешков.

Аукционист спускает очки на нос и смотрит на Рентона:

– Сэр, нельзя надбавлять цену против самого себя.

– Простите… я в этом деле новичок. Малехо переволновался.

Это вызывает громкий хохот у завсегдатаев, который затихает, когда свою табличку поднимает Пол Страуд.

– Я слышу тридцать тысяч.

– Тридцать пять. – Рентон поднимает руку.

– СТО ТЫСЯЧ! – доносится крик из глубины зала. Это Майки Форрестер.

– А вот это уже серьезно, – объявляет аукционист, при этом Фрэнк Бегби остается невозмутим, а Мартин Кросби сползает на край стула.

«Ты, нахуй, гонишь, – думает Рентон. Затем втягивает воздух в легкие. – Пошел он нахуй. В этот раз он меня не нагнет».

– СТО ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ!

– Что за херня тут творится? – спрашивает Фрэнк Бегби у Мартина Кросби.

– Какая разница!

Страуд тоже присоединяется, взмахивая табличкой:

– Сто шестьдесят тысяч!

Рентон снова:

– Сто шестьдесят пять тысяч!

Форрестер орет:

– Сто семьдесят тысяч!

Затем он замирает от ужаса, пока Рентон мешкает, моргая, словно маленький зверек в свете фар.

– Сто семьдесят пять тысяч, – хрипит он.

– Я слышу сто семьдесят пять тысяч, – говорит аукционист, глядя, как взопревший Страуд направляется к выходу, лихорадочно пытаясь поймать сигнал на телефоне. – Сто семьдесят пять тысяч… сто семьдесят пять тысяч… продано! Джентльмену впереди. – И он указывает на Марка Рентона.

В Рентоне борются эйфория и облом. Это примерно в пять раз больше, чем он хотел заплатить, но он выиграл! «Литские головы» принадлежат ему. Однако теперь он совершенно разорен. Не будь задача такой бескомпромиссной и знай он, от скольких страданий избавил давнишнего соперника своим заключительным предложением, возможно, Рентон бы промолчал. Однако Майки Форрестер теперь вздыхает с огромным облегчением. Подходит к Рентону:

– Молодец, Марк, победил сильнейший, блин!

– Майки, чё за хуйня, за ково ты торговался?

– Прости, кор, пора линять, – улыбается Майки, уступая дорогу Фрэнку Бегби, и быстро выходит, набирая Больного.

Рентон собирается пойти следом, но ему преграждают путь другие участники, осыпая поздравлениями. Он смотрит на головы, и на секунду ему кажется, что Больной ухмыляется. Рентона по-прежнему тянет к выходу, но его останавливает Франко, который пожимает ему руку:

– Поздравляю.

– Спасибо… А с какого хуя Форри торговался?

– Я такой же, как ты, с панталыку сбитый.

– А кто был другой покупщик?

– Его фамилия Страуд. Он работает на этого парня Вилльерса, крупного коллекционера. Наверно, вышел за условленный предел и пытался дозвониться этому парню, чтобы повысить ставку. Но победил ты.

– Угу, ну да, а от имени кого выступал Форрестер?

– Того, кто меня любит и желает мне кучу денег. В Эдинбурге таких с гулькин хрен! – смеется Франко, глядя на Рентона, а потом задумывается. – Или…

– …какого-то пиздюка, чё ненавидит меня и хочет, чёбы я разорился. Этот список слегка подлиннее… – Рентон медленно, тяжело выдыхает, снова смотрит на четыре головы, останавливает взгляд на одной. – Больной – единственный пиздюк, который был в курсах за то, как мне хотелось купить эти головы. Я тока так мог с тобой ращитаться.

Фрэнк Бегби пожимает плечами.

– Ну, ты получил, чё хотел. «Литские бошки». Очень рад за тебя, – говорит он, плотно сжимая губы. – А теперь, если больше ничего…

– Может, хоть спасибо скажешь?

К удивлению Рентона, с лица Франко сползает живость, а в глубине глаз словно кристаллизуется мрачная мысль:

– Я передумал. Хочу свои ебаные бабки обратно. Ну, те пятнадцать кусков.

– Но… я ж… – Рентон заикается в недоумении. – Я ж на мели! Я в разы переплатил за эти бошки! Я ж так с тобой ращитался!

– Ты купил произведения искусства, – говорит Франко очень медленно и размеренно. – Хозяин – барин. А теперь я хочу свои деньги обратно. Деньги с той продажи наркотиков.

– Но у меня ж их нету, нахуй! Больше уже нету! После того как я спустил все на… – Он смотрит на головы и еле сдерживается, чтобы не сказать: «Эту кучу ебаной хуйни». – После того как купил эти бошки!