Джинсы мертвых торчков

У Рентона кружится голова, его почти физически мутит. Тошнота усиливается, когда он подслушивает, как Больной в ответ на вопрос о своих музыкальных предпочтениях искренне заявляет:

– Классический «Мотаун», классический «Мотаун» и еще раз классический «Мотаун». Обратите внимание на слова «классический» и «Мотаун», – добавляет он, – а то вдруг двусмысленность возникнет.

– Этот парень – ебаный говнюк, – начинает Рентон, и тут Карл толкает его локтем под ребра. Его клиент указывает на привидение, которое стоит в дверях и с зашуганным восторгом заглядывает внутрь.

– Господи, – говорит Рентон, – этот мудак должен в койке валяться.

Спад Мёрфи, шатаясь, идет к ним, берет бокал с подноса официанта и смотрит на молодого человека, как будто ожидая, что в последний момент бокал выхватят.

– Марк… Карл… хуево мине, блин. Эта почка, она чисто как надо не пашет. Типа ссать трудно…

– Тибе нельзя пить, Спад, щас же у тибя тока одна всю нагрузку на сибя берет. Пора сбавить обороты, братан. – Рентон смотрит на своего старого друга с беспокойством. – Та ты, походу, не отдупляешься. Принял чё?

– Колюся, братан, – тот куртяк, чё ты на больничке забыл, там в нем чутка семьянина[65] было, и я как бы иво потырил… Я тока нюхнул щас пару дорог… пиздец злой, блин…

– Блядь… это не снежок, Спад, это же К. – Рентон поворачивается к Карлу: – Та дурь, чё ты мине дал, помнишь?

– Пользуйся на здоровье, Спад, – говорит Карл.

– Ладушки… я тада лучше обратно на хату попер, скутер маньячный снаружи оставил… – Спад поворачивается к Рентону: – Позычь, братан…

Рентон уныло достает из бумажника двадцатку.

Спад с благодарностью ее выхватывает:

– Сесибон, братан. Верну их и дурь, када… в общем… потом… – Голова у него дергается. – Пока не ушел, надо ж с Франко попрощаться… хотя ноги офигеть ватные, блин, кабута чисто по патоке бреду, – говорит он, а затем отшатывается.

Рентон собирается пойти следом, но Карл говорит:

– Не, оставь иво. Пускай Франко с им разбирается. У тебя доставучий клиент. Расскажи мине еще раз за ту фишку с Барсой.

Рентон выдавливает улыбку и со злорадством наблюдает, как Спад Мёрфи, точно зомби, ползет раскорякой к Фрэнсису Бегби. Едва Спад находит свою цель, арт-свита, которая носится со звездой, разлетается в стороны, словно кегли в боулинге.

Франко здоровается с ним сквозь зубы:

– Привет, Спад. Рад тибя тут видеть. Но ты уверен, чё тибе выходить можно?

– Та я уже на хаус чешу… просто хотел увидеть… выставку эту. Это ж сюр, типа того, Франко, – говорит Спад, раззявив рот, как жертва инсульта, – типа как «Хибзы» Кубок выграли или я без почки остался. Шиза…

– Жизнь сюрпризы подкидует, кор, – соглашается Франко. – Плиты сдвигаются. Кто смел, то и съел, братан.

– Хотя рад за тибя, Франко, пойми миня прально…

– Сесибон, кор. Ценю.

– …Ведь ты ж в натуре изменился, блин… и у тибя, типа того, все есть, и ты это чисто заслужил.

– Спасибо, Спад, приятно от тибя это слышать, братан.

Художник делает глубокий вдох, борясь с принципиальной обидой на то, что его считают Фрэнком Бегби, и стараясь сохранять любезность в голосе. Он же художник Джим Фрэнсис, из Калифорнии, он здесь с женой и своим агентом, ебаный в рот. Почему они не могут просто позволить ему быть таким? Им что, не похуй?

– Угу, ты изменился, факт, – настаивает Спад.

– Спасибо, – повторяет Франко.

Он окидывает взглядом слоняющиеся, галдящие толпы: все глаза устремлены на его картины и скульптуры. Все, кроме одной малахольной пары прямо перед ним. Он пытается найти потенциального собеседника для апгрейда и какого-нибудь ушмарка, которому можно сбагрить Спада.

– Угу, у тибя уже штифты не такие, – помнишь, какие у тибя буркалы убийцы были? – Спад демонстрирует, пытаясь сощурить свои выпученные глаза. – Щас в этих моргалках просто чисто любовь.

– И снова спасибо, – говорит Франко сквозь стиснутые челюсти и машет Мелани.

– Я вижу по тому, как ты на свою жену сморишь… и она у тибя ухоженная, Франко, если ты не против, чё я типа так говорю. – Спад чувствует под ногами качку, словно деревянный пол идет волнами, но удерживается на ногах. – Она тож, походу, добрый чек, Франко… Великая вещь, када у тибя девица симпотная… еще и чек добрый. Это из-за нее ты так подобрел, Франко? В этом разгадка? Любовь?

– Я так думаю, да, Спад. – Фрэнк Бегби стискивает в кулаке бокал с газированной водой.

– У миня с Элисон была любовь. И это было классно… лучше всиво было. Но я не смог сберечь, типа того. Как тибе удается, Франко… как ты это бережешь?

– Хазэ, братан. Фарт, я так думаю.

– Не, это не просто фарт, Франко, – говорит Спад, и в его голосе вдруг прорывается эмоция. – Тут еще маки надо. И успех. Типа как ты надыбал этот скрытый талант художника. В курсах? В этом-то моя беда, – причитает он, – ни за какие особые таланты и речи нету.

Фрэнк Бегби снова втягивает в себя воздух. Это удобный момент для остро́ты, которая нужна ему сейчас позарез:

– Ты же был годным домушником и нехилым несуном.

Спад закрывает глаза, открывает их после пары ударов сердца и наконец обращает внимание на необычность обстановки.