Двуединый

   - Ладно. Тогда сейчас ты услышишь эту историю с другой стороны, - я погрузился в воспоминания. - Знаешь, я по большому счету, не помню ни сам проект, ни то, что было после. Так обрывки. Отдельные моменты, ощущения, сильные чувства - я ведь был ребенком. Просто однажды у меня появилась подруга. Ее звали Диана. Самого момента нашего знакомства я не помню, и сейчас мне кажется, что она всегда была рядом со мной. А тогда... Как ты думаешь, что чувствуют родители, когда видят как их ребенок разговаривает с несуществующим человеком?

   - Не знаю, - сказал Штефан. - Никогда не был родителем.

   - Я тоже не знаю. Но, судя по их поведению, они не обрадовались. Я говорил с Дианой, как шестилетний ребенок может разговаривать с, ну скажем трехлетним. Это были не слова - ощущения, образы, интуитивные понятия. У меня никогда не было друзей, а она изменила это. Может тогда, я и придумал ей имя. Рассказать о ней родителям было, наверное, первой серьезной глупостью в моей жизни. Помню, как мать плакала, прижимая меня к себе, и обещала, что меня вылечат от голосов в голове. Из всего сказанного ею я понял лишь то, что они хотят лишить меня Дианы - убить ее. Испытанный тогда страх не могу забыть до сих пор. Со мной работал психо Мирдин. Я выспрашивал его о том, что и как он делает, чтобы понимать, как правильно бороться с ним. Это странно, но Мирдин всегда подробно рассказывал и описывал свои действия. Он даже учил меня азам и рекомендовал некоторые книги. Возможно, он надеялся, что практика в искусстве психо позволит мне легче перенести последствия столь серьезного вторжения в разум. Не знаю. В любом случае я много читал и практиковал то, о чем узнал, на собственном разуме. Сколько это все длилось сейчас сложно установить. Но где-то от полугода до года. В конце концов, мое сознание обрело условную стабильность. Что конкретно из наших действий привело к этому - неизвестно.

   - Ммм. Я слышал, что тебя лечили три года.

   - На самом деле гораздо дольше. Три года прошло, прежде чем в мою медицинскую карту поставили отметку "состояние стабильное, угрозы не несет". То, что мой разум уцелел, вовсе не означает, что Диана куда-то исчезла или, что я полностью избавился от проблем ментального плана. Три года, о которых обычно говорится, потребовались на то, чтобы научиться скрывать существование моей подруги: не говорить о ней, не делать странных действий, не выглядеть подозрительно. На то чтобы полностью упорядочить свой разум мне понадобилось еще три года после того. Можно достигнуть очень многого, обучаясь по четырнадцать часов в день.

   - Мда, - пробормотал Штефан. - Так ты еще и психо получается? А какой ступени?

   - Если брать официальную классификацию, то первой. А если нет, то не знаю. Упорядочивание разума и, как следствие, абсолютная память являются четким признаком четвертой ступени. Но я абсолютно не способен воздействовать на окружающих, что является обязательным признаком второй.

   - Еще и абсолютная память. Ладно, хоть в мозгах не копаешься. А эта Диана, она сейчас по-прежнему в твоей голове?

   - Да.

   - То есть у тебя раздвоение личности, и ты, считая себя Дианой, можешь мочить всех, как тех вчерашних парней?

   - Нет. Я это я, а Диана это Диана. Я могу попросить ее сделать что-то и позволить контролировать мое тело. Никаких изменений в моем разуме при этом не происходит.

   - То есть она вроде как отдельный человек сидящий в твоей голове?

   - Да.

   - А не боишься, что однажды она захочет контролировать твое тело?

   - Не боюсь. Это просто невозможно. Даже если не принимать в расчет тот момент, что я "главнее" в управлении телом. Диана просто не захочет. С точки зрения обычного человека она очень ущербная личность: у нее есть эмоции, некоторые инстинкты, жажда познания, но нет желаний.

   - Проклятье, ну и каша у тебя в голове, - выругался Штефан.

   - А я никогда и не утверждал, что нормальный.

   - Ты нормальный. Поверь мне, - он усмехнулся. - Я знал одного парня, который считал, будто растения хотят его смерти. Вот он был ненормальным. А когда на одной операции мы наткнулись на трентов, этот псих единственный не получил ни царапины. Так что пока эта девчонка внутри головы не мешает тебе жить, все в порядке.

   - Интересный взгляд на вещи. Я его обязательно изучу.

   - Изучи. Но я бы на твоем месте плясал от счастья. Быть единственным выжившим - огромное достижение.

   - Я не единственный. Есть еще, - просветил я его. - Многих действительно умертвили, когда состояние их разума отошло слишком далеко от нормы. Но кое-кто почти справился. Пару лет назад таких было трое.

   - То есть ты не уникален?

   - Если ты имеешь в виду Диану, то уникален. У всех выживших, кроме меня, крайне плохая социализация и различные умственные расстройства. Впрочем, последнего я тоже не избежал. Я полагаю, что на самом деле разница между нами сильно зависит от условий содержания в течение этих лет. Если бы я вырос не под опекой матери, а в лаборатории и военных лагерях, как остальные, то возможно не сильно бы от них отличался.