Двойной фантом

— Конечно, бывает, — менторским тоном бросила ей через стол Цой. — Вот был такой Мастер големов, Петр Чайковский — так он со своими глиняными соавторами чуть ли не дюжину опер создал, до сих пор в театрах идут! В том числе у нас, в Хабаровске! А он еще сюиты, симфонии всякие писал — много разного…

— О Чайковском я слышал, — заметил Ясухару. — Но не знал, что он работал с големами…

— А другой известный в прошлом Мастер, Иван Айвазовский, заставлял своих големов картины рисовать, — взахлеб продолжила хабаровчанка. — Очень красивые, я видела в музее!

— Тут нельзя заставить, — покачала головой Инна. — Это совсем иначе работает. Если тупо давить — ничего путного не выйдет!

— Ну, вам виднее, — не стала спорить Цой.

В этот момент в трапезный вошли припозднившиеся борисовцы. Недоуменно покосившись на глиняного истукана у стены, Евгений и Даниил сели за стол.

— Хотите, мы еще сыграем? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила между тем Инна.

— Да! — незамедлительно выдал Тоётоми, тут же поймавший на себе несколько недоуменный взгляд Златки.

— Давай лучше после трапезы, — предложила Воронцова. — А то так и не поедим, снова заслушавшись!

— Почему не поедим? — живо поинтересовался пропустивший прошлое выступление голема Бестужев-Рюмин.

— Услышите — поймете, — хмыкнула Машка.

— Тогда после ужина приглашаю всех на концерт! — торжественным тоном объявила Змаевич — и шагнула к последнему свободному месту за столом.

Из окошка в стене тут же выпорхнуло в зал первое ароматное блюдо.

Самую малость забегая вперед, замечу, что на анонсированный концерт остались почти все курсанты — кроме Златки. Болгарка удалилась, сославшись на усталость и извинившись. Ясухару пошел ее проводить, но скоро вернулся — голем как раз заканчивал первую композицию из, как потом выяснилось, доброй дюжины.

Глава 14

в которой я читаю следы

Утром за завтраком только и было разговоров, что о вчерашнем концерте. Змаевич купалась в лучах заслуженной славы — все наперебой выражали ей свое восхищение, расспрашивали о нюансах работы с големами, интересовались учебными и творческими планами. Помалкивала одна Златка, вечернее выступление пропустившая. Однако остаться вовсе вне общего разговора за круглым столом ей не позволяли — из самых лучших, вероятно, побуждений.

— Как жаль, что вы не смогли вчера присутствовать, сударыня, — посочувствовал болгарке сидевший по левую ее руку Кирилл. — Надеюсь, госпожа Змаевич не откажется как-нибудь повторить свой концерт!

— Осенью мне довелось побывать в большом зале нашей хабаровской консерватории, — заметила с другой стороны от «Ивановой» Цой. — Как раз на конкурсе скрипачей. Но никто там и близко не выдал ничего подобного вчерашнему!

Златка лишь рассеяно кивнула — что соседу, что соседке.

Э… Стоп! Справа от нее духова целительница, слева — «Заикин», а Ясухару-то где?!

Тоётоми нашелся аж через три места от царевны — между Мартыновым и… Инной. Вот это новости!

Хотя, может, японец с болгаркой просто поздно вышли к завтраку, и двух пустых стульев рядом для них просто не нашлось?

«Господин Ясухару появился в зале одним из первых, даже раньше вас, сударь — а к вашему сюда приходу свободных мест за столом было в избытке», — заметил мне Фу.

«А, ну да…»

Но ведь тогда получается…

Я вновь покосился на японца: тот как раз что-то негромко говорил Змаевич — вроде бы сдержанно, но слушала его Инна разве что не разинув рот.

Мой взгляд переметнулся к Златке: «Иванова» рассеянно ковырялась вилочкой в тарелке, подчеркнуто не глядя ни на Ясухару, ни на сияющую Мастера големов.

«Послушайте, Фу, — пробормотал я, припомнив свои собственные вчерашние ощущения. — А это, часом, не приворот?»

«Сударь, если вы способны спросить себя, не приворот ли сие — то сие определенно не он», — ответил мой фамильяр.

«Я-то, допустим, способен. А Тоётоми?»

«Не возьмусь судить, в какой мере господин Ясухару отдает себе отчет о происходящем, но совершенно уверен в другом: никаких предосудительных манипуляций со стороны Инны Кондратьевны мной не выявлено. А то, что музыка, коей все мы имели счастье вчера наслаждаться, гениальна — так сие не запрещено! Как не секрет и трепетное отношение японской нации к искусству — во всех проявлениях оного!»

«Так Змаевич у нас, получается, гений?»

«Как Мастер големов — несомненно».