Дверь в преисподнюю

– Нет еще, – развел руками Гробослав. – Я ведь говорил, что у каждого предложения свои лучшие и худшие стороны…

– Знаю, знаю, – перебил Альберт, – но медлить больше нельзя. Будем хоронить кости уже через неделю и прямо здесь, в Кремле. За эти дни необходимо привести в порядок родовую усыпальницу Шушков, созвать народ со всей Белой Пущи, пригласить иноземных гостей, чтобы весь мир видел, как мы чтим своих невинно убиенных!

– Слушаюсь, – немного испуганно пробормотал Гробослав. – Я тут давеча ходил к усыпальнице и могу сказать, что не настолько уж она запущенная, как мы думали.

– Ну вот и прекрасно, – с удовлетворением кивнул Альберт. – Еще надобно, чтобы при погребении было побольше священников, а надгробное слово сказал будущий правитель Белой Пущи.

– Кто-кто? – не удержался воевода Cелифан. – Какой еще правитель?

– Будущий, – повторил барон. И пояснил: – Мы с вами лишь переходное звено. Наша задача – вести государственные дела и в должном порядке передать их новому правителю Белой Пущи, которого изберет Народное Вече. Поскольку князь Григорий не оставил наследника, то его преемника должен назвать народ. – Альберт торжественно поднял перст: – Глас народа – глас божий!

– Ну и кого же народ изберет? – глупо переспросил Гробослав.

– Ясно, что не тебя и не меня, – с досадой ответил барон. – Это должен быть всеми уважаемый человек из старинного и знатного рода… Вы со мной согласны, князь?

Последние слова Альберт обратил к престарелому князю Чарскому, который откровенно клевал носом, слушая бароновы краснобайствования. Однако он поднялся и, чинно поглаживая бороду, произнес:

– Совершенно верно, барон. Старинного и знатного.

– И кого же? – насторожился воевода.

– Кого именно, я еще не знаю, – притворно развел руками барон, – но ясно одно: он не должен очень уж выходить из нашей воли.

(Слово «нашей» барон произнес так, что ни у кого из присутствующих не возникло сомнений в том, чью же собственно волю должен выполнять будущий глава государства).

Тут встал доселе молчавший купец Березка:

– Господин барон, сам я происхождения самого простого, и не мне судить о знатных княжеских родах…

– Ближе к делу, – хмуро перебил Альберт. – Ежели у вас какие соображения, то говорите.

– Ну вот, стало быть, – продолжал Березка, – есть у меня думка насчет одного князя – и родовит он зело, и уважаем всеми…

– Кто таков? – спросил барон.

– Князь Борис Константиныч Городковский.

– Вот как, – хмыкнул Альберт. – Ну что же, князь Борис Константинович – действительно и уважаемый, и родовитый… Мы подумаем над вашим предложением.

Березка сел на место, и барон Альберт вновь завел свою любимую речь о погребении Марфиных костей:

– Захоронение должно пройти так, чтобы весь мир понял – мы и в самом деле чтим своих великомучеников, а не дурака валяем…

Князь Зарядский наклонился к своему соседу – боярину Степану Мухе:

– Чего это Березка так за князь-Бориса ратует? Всем же ведомо, каков сей князь – пьяница и гуляка.

– Мне доподлинно известно, – чуть слышно зашептал в ответ боярин Степан, – что князь Городковский задолжал Березке кучу денег. Вот он теперь и тщится их вернуть хоть таким способом. Ну а заодно и заполучить своего человечка во главе княжества.

– Неисповедимы твои пути, господи, – тяжко вздохнул князь Зарядский.

Барон же Альберт тем временем торжественно зачитывал тот самый отчет, что накануне демонстрировал Гробославу:

– «Особое расследование не токмо обнаружило в месте тайного погребения останки в количестве трех черепов и пятидесяти восьми иных костей, но и неопровержимо установило, что принадлежат оные невинно убиенной княжне Марфе, дщери князя Ярослава Шушка. Доказательства прилагаются…»

x x x

В комнату князя Длиннорукого с воплями вбежал Петрович. Князь уже достал было из потайного места тарелочку с золотым яблочком, готовясь выйти на связь с Белой Пущей, но, завидев, в каком виде Соловей, отложил волшебное устройство в сторону:

– Ну, что там опять случилось?

– У меня пропали ножи! – одним духом выпалил Петрович. И упавшим голосом добавил: – Оба…

Однако Длиннорукий не оценил трагичности положения:

– Ну, подумаешь. Старый ржавый хлам.

– Ты ничего не понимаешь! – топнул ножкой бывший Грозный Атаман. -Их украли коты, чтобы потом, ночью, явиться и меня прирезать!

– Что?! – вытаращился князь. Но, вспомнив слова летописца Пирума, заговорил мягко и заботливо, будто с больным: – Послушай, Петрович, ты просто перетрудился, переутомился. Ляг поспи, а я постараюсь что-нибудь сделать, чтобы коты оставили тебя в покое.

– Ах, они меня доконали! – жалобно простонал Петрович. – И никто не верит!

Проводив Соловья в его комнату, князь Длиннорукий наведался в чулан, где подобрал себе метелку и совок и с этими орудиями вышел на охоту.

– Где же Петрович цапался с котом-то? – пробормотал князь. -Кажется, в первый раз – около горницы, где жил боярин Василий. A потом -возле тронной залы. Или еще где-то? Ну ладно, начнем прямо отсюда.