Две крепости

— Нет, — сказал Арагорн. — Когда-то он не только слыл, но и был великим. Знания его были глубоки, мысль тонка и изощренна, а руки необыкновенно искусны, и он властвовал над умами. Мудрых он мог убедить, народец помельче – запугать. И этой властью он несомненно обладает по-прежнему. Немногие в Средиземье могли бы без опаски беседовать с ним наедине даже теперь, когда он потерпел поражение, когда открылась его черная душа. Гэндальф, Эльронд, может быть, Галадриель, а больше, пожалуй, никто.

— Энты его не боятся, — вмешался Пиппин. — Он, похоже, однажды пробовал столковаться с ними, но только раз. Да он их и не понял. Он допустил большую ошибку в своих расчетах, не приняв энтов во внимание. В его замысле для них не нашлось места, а когда энты принялись за работу, не осталось времени что-либо придумывать. Как только мы напали, немногие оставшиеся в Исенгарде, побежали через все дыры, проделанные энтами, точно крысы. Энты позволили людям уйти, допросив их, – только на этой стороне их набралось две или три дюжины. Но не думаю, чтобы кто-нибудь из орков спасся от хуорнов: к тому времени они лесом стояли вокруг всего Исенгарда.

Когда энты превратили большую часть южной стены в обломки и все люди Сарумана, оставшиеся в живых, удрали, бросив своего господина, тот в панике бежал. По-видимому, когда мы нагрянули, он был у ворот – наверное, хотел посмотреть, как уходит его великолепная армия. Когда энты пробились внутрь, он поспешил ретироваться. Вначале энты его не заметили. Но тут облака разошлись, появилось множество ярких звезд – их света было вполне довольно для энтов, – и неожиданно Быстрый закричал: «Убийца деревьев, убийца деревьев!» Быстрый – доброе существо и потому яростнее всех ненавидит Сарумана: его народ жестоко пострадал от оркских топоров. Он спрыгнул с внутренних ворот на тропу – а когда он разгорячится, то летит, как ветер. Светлая фигура, мелькая в тени колонн, торопливо уходила прочь и почти достигла лестницы, ведущей к двери в башню. Быстрый так раскипятился, что Сарумана отделяли от поимки и удушения всего шаг или два, но колдун проскользнул в башню.

Едва Саруман спрятался под защитой Ортанка, он тотчас пустил в ход свои драгоценные машины. К тому времени многие энты оказались внутри Исенгарда: одни последовали за Быстрым, другие ворвались с севера и с востока. Они бродили повсюду, творя разгром. Вдруг из шахт и подземных проходов полыхнул огонь и повалил вонючий дым. Несколько энтов были обожжены и покрылись волдырями. Один из них – кажется, его звали Буковая Ветвь, очень высокий красивый энт, – попал в струю жидкого огня и вспыхнул, как факел. Ужасное зрелище!

Энты как с ума посходили. До этого я считал, что они в ярости, но ошибался. Наконец я увидел, что это такое. Ужас! Они ревели, трубили, рычали так, что от шума начали трескаться камни. Мы с Мерри лежали на земле, заткнув уши плащами. А энты все кружили и кружили подле Ортанка, словно штормовой ветер, обрушивая столбы, скидывая в шахты лавины валунов, подбрасывая в воздух, как листья, огромные каменные глыбы. Башня оказалась в середине бушующего смерча. Я видел, как железные столбы и куски стен стремительно взлетели в воздух на сотни футов и разнесли окна Ортанка. Но Древобородый сохранял хладнокровие. К счастью, он не получил ожогов. Он не хотел, чтобы его народ покалечился в припадке ярости, не хотел, чтобы Саруман в суматохе ускользнул через какую-нибудь дыру. Многие энты бросались на Ортанк, но не сумели ничего сделать. Скала очень гладкая и твердая, и есть в ней какое-то колдовство, более древнее, чем власть Сарумана. Энты не смогли ухватиться за нее, не сумели проделать ни щели, ни трещины, только поранились.

Тогда Древобородый вошел в их кольцо и закричал. Его громовой голос перекрыл весь шум. Внезапно наступила мертвая тишина. И мы услышали в высоком окне башни визгливый смех. Он произвел на энтов странное действие. Только что они бушевали, теперь стали угрюмы, холодны и спокойны. Со всей равнины собрались они вокруг Древобородого и замерли. Тот немного поговорил с ними на их языке – думаю, он посвящал их в свой план, уже давно созревший в его старой голове. Потом энты бесшумно исчезли в полутьме. К тому времени уже занимался день.

Я думаю, они оставили у башни наблюдателей, но те так ловко прятались в тени и сохраняли такую неподвижность, что я не мог их разглядеть. Остальные отправились на север. Весь день они не показывались. Большую часть времени мы провели в одиночестве. Это был утомительный день. Мы бродили поблизости, стараясь не показываться в виду окон башни: уж очень зловеще они на нас смотрели. Почти весь день мы искали, что бы поесть. А еще сидели и гадали, что же происходит на юге, в Рохане, и что могло случиться с остальными членами нашего Товарищества. Снова и снова слышали мы в отдалении грохот рушащихся скал и его громовое эхо в холмах.