— Пятое марта, по счислению Шира, — ответил Арагорн. Пиппин произвел какие-то расчеты на пальцах. — Всего девять дней назад! — подсчитал он. [2] — А мне казалось, что с тех пор прошел целый год. Что ж, хотя половина этого срока напоминала дурной сон, по-моему, три самых ужасных дня были еще впереди. Мерри поправит меня, если я забуду что-нибудь важное. Не хочу вдаваться в подробности – хлысты, грязь, дурной запах и тому подобное. Все это не достойно упоминания. — И он начал рассказ о последней битве Боромира и переходе орков от Эмин-Муиля к лесу. Слушатели кивали – его рассказ во многом совпадал с их догадками.
— Вот кое-что ценное, что вы обронили, — сказал Арагорн. — Вы будете рады получить это обратно. — Он развязал под плащом пояс и снял с него два ножа в ножнах.
— Ну! — обрадовался Мерри. — Не думал, что снова увижу их! Своим ножом я пометил нескольких орков, но Углук отобрал их у нас. Как свирепо он смотрел! Я решил вначале, что он меня заколет, но он отшвырнул мой нож прочь, как будто тот жег ему руку.
— А вот и ваша застежка, Пиппин, — продолжал Арагорн. — Я сохранил ее – это большая ценность.
— Знаю, — сказал Пиппин. — Мне очень жаль было бросать ее, но что еще я мог сделать?
— Да ничего, — ответил Арагорн. — А тому, кто не может в случае необходимости расстаться с сокровищем, нечего надеяться на освобождение. Вы поступили правильно!
— Вы молодцы, что разрезали веревки на руках! — воскликнул Гимли. — Вам повезло, но можно сказать, что вы обеими руками ухватились за счастливый случай.
— И задали нам хитрую загадку, — добавил Леголас. — Я уж подумал, что у вас выросли крылья!
— К несчастью, нет, — вздохнул Пиппин, — но вы не знали о Гришнахе. — Он содрогнулся и замолчал, предоставив Мерри рассказывать о последних ужасных мгновениях: цепких пальцах, горячем дыхании и страшной силе волосатых рук Гришнаха.
— Все, что вы рассказываете об орках из Барад-Дура – Лугбурца, как они его называют, — очень тревожно, — заметил Арагорн. — Повелитель Тьмы узнал слишком много, и его слуги тоже. Очевидно, Гришнах после ссоры послал через реку какое-то сообщение. Красное Око устремлено теперь на Исенгард. Но как бы ни было, а Саруман угодил в собственную западню.
— Да, кто бы ни победил, Саруман в трудном положении, — согласился Мерри. — Дела его пошли плохо после того, как орки вторглись в Рохан.
— Мы мельком видели старого негодяя на краю леса – во всяком случае, на это намекал Гэндальф, — сказал Гимли.
— Когда это было? — спросил Пиппин.
— Пять ночей назад, — ответил Арагорн.
— Посмотрим, — сказал Мерри. — Пять ночей назад – значит, мы переходим к той части рассказа, о которой вы ничего не знаете. Наутро после битвы мы встретили Древобородого и ночь провели в Веллингхолле, одном из энтских домов. На следующее утро мы пошли на Энтмут – это собрание энтов, ничего более странного я в жизни не видел. Оно продолжалось весь тот день и весь следующий, а мы провели ночь с энтом по прозвищу Быстрый. Потом поздним утром на третий день собрания энты вдруг «проснулись». Это было поразительно. Лес притих, словно в нем назревала буря, и вдруг она разразилась. Хотел бы я, чтобы вы послушали песню, с которой они шли.
— Если бы Саруман ее услышал, он был бы уже за сотни миль отсюда, даже если ему пришлось бы бежать на своих двоих, — засмеялся Пиппин.
— Там было еще много другого. Большая часть этой песни не имела слов и напоминала музыку рогов и барабанов. И здорово будоражила. Но я думал, что это всего лишь строевая песня, самая обычная – пока не пришел сюда. Теперь я многое понял.
— С приходом ночи мы спустились с последнего хребта сюда, в Нан-Гурунир, — продолжал Мерри. — Тогда я впервые почувствовал, что сам лес идет за нами. Я подумал, что сплю и вижу энтский сон, но Пиппину чудилось то же самое. Мы оба испугались, но позже ничего не смогли узнать о том, что происходило.
Это были хуорны – так энты называют их на «быстром» языке. Древобородый не захотел рассказывать о них, но я думаю, что это энты, почти превратившиеся в деревья, по крайней мере на вид. Они стоят тут и там в лесу или на его опушках, молча, неподвижно, и бесконечно наблюдают за деревьями. Я думаю, что в глубоких лесных лощинах их сотни и сотни.