Мерри и Пиппин взобрались на кровать и свернулись клубочком в мягкой траве и папоротнике. Трава была свежей, теплой и ароматной. Свет погас, свечение деревьев поблекло. Но снаружи, под аркой хоббиты видели Древобородого – он стоял неподвижно, подняв руки над головой. Яркие звезды глядели с неба и освещали воду, лившуюся на руки и голову энта и сотнями серебряных капель безостановочно падавшую к его ногам. Под звон капель хоббиты уснули.
Проснувшись, они обнаружили, что и огромный двор, и пол в нише залиты холодным ярким солнцем. Высоко в небе, подгоняемые свежим восточным ветром, плыли рваные облака. Древобородого не было видно, но пока Мерри и Пиппин мылись в бассейне у арки, послышалось бормотание и пение и в проходе между деревьями появился Древобородый.
— Ху, хо! Доброе утро, Мерри и Пиппин! — прогудел он, увидев их. — Вы долго спите. Я уже сделал сегодня много сотен шагов. Теперь мы попьем и пойдем на Энтмут.
Он до краев наполнил две чашки из каменного кувшина, но на этот раз из другого. Напиток был иным, чем накануне: более густым и земным, более сытным и «плотным». Пока хоббиты пили, сидя на краю кровати и отщипывая кусочки эльфийского хлеба (больше по привычке жевать за завтраком, чем от голода), Древобородый стоял, глядя в небо и напевая то ли по-энтски, то ли по-эльфийски, то ли на каком-то неведомом языке.
— А Энтмут – это что за место? — решился спросить Пиппин.
— Ху, а? Энтмут? — переспросил Древобородый, поворачиваясь. — Это не место, это собрание энтов, а оно в наши дни происходит не часто. Но я добился у многих обещания прийти. Мы встретимся на своем обычном месте, люди называют его Дерндингл. Это к югу отсюда. Мы должны быть там в полдень.
Вскоре они отправились. Как и накануне, Древобородый нес хоббитов на руках. Выйдя со двора, он повернул направо, перешагнул через ручей и двинулся на юг вдоль подножий больших, беспорядочно разбросанных склонов, поросших редкими деревьями. Выше хоббиты увидели заросли березы и рябины, а еще дальше – темный сосновый бор. Скоро Древобородый свернул в сторону от холмов и пошел по густому лесу. Таких огромных, высоких и толстых деревьев хоббиты еще не видели. Они ощутили слабое удушье, которое заметили еще давно, когда впервые вошли в лес, но вскоре это ощущение прошло. Древобородый не разговаривал с ними. Он что-то глухо и задумчиво бормотал про себя, но Мерри и Пиппин не могли разобрать ни слова: это было что-то вроде «бум, бум, румбум, бурар, бум бум, дарар бум бум, дарар бум» и так далее, причем мелодия и ритм постоянно менялись. Время от времени хоббитам казалось, что они слышат ответ – гул и дрожащие звуки, шедшие как будто из-под земли или из ветвей у них над головой, а может, и от стволов деревьев, но Древобородый не останавливался и не поворачивал головы.
Прошло довольно много времени. Пиппин пытался считать «энтские шаги», но на третьей тысяче быстро сбился – Древобородый сбавил шаг. Неожиданно он остановился, опустил хоббитов на землю, поднес согнутые ладони ко рту и задудел. Громкое «хум-хум», как призыв басового рога, полетело по лесу и эхом отразилось от деревьев. С нескольких сторон издалека донеслось такое же «хум-хум», и это было не эхо, а ответ.
Древобородый посадил Мерри и Пиппина на плечи и пошел дальше, вновь и вновь посылая подобный звучанию рога призыв, и всякий раз отклик раздавался ближе и громче. Наконец они подошли к непроницаемой на вид стене из темных вечнозеленых деревьев, каких хоббиты прежде не видали: деревья эти ветвились прямо от корней и были плотно одеты темными глянцевитыми листьями, отчего напоминали остролист без колючек. На ветвях торчало вверх множество крепких почек оливкового цвета.
Свернув налево и идя вдоль этой могучей изгороди, Древобородый в несколько шагов очутился возле узкого входа. Утоптанная тропа уходила туда – и вдруг круто ныряла вниз по длинному склону. Хоббиты увидели, что спускаются в глубокую лощину, круглую, как чаша, очень широкую и глубокую, окаймленную высокой изгородью из темных вечнозеленых деревьев. На ровном, травянистом дне лощины не росли деревья – лишь в центре чаши стояли три серебристые березы, очень высокие и невыразимо прекрасные. В лощину вели еще две тропы: с запада и с востока.