Он прошагал к арке и некоторое время стоял под дождем родниковых капель. Потом засмеялся и отряхнулся. Летевшие с него капли вспыхивали у земли красными и зелеными искрами. Вернувшись, энт снова лег на кровать и погрузился в молчание.
Через некоторое время хоббиты опять услышали его бормотание. Казалось, Древобородый что-то пересчитывал по пальцам. — Фангорн, Финглас, Фладрив, да, да, – беда в том, что нас осталось слишком мало, — вздохнул он, поворачиваясь к хоббитам, — только трое остались из первых энтов, что ходили по лесам до наступления тьмы: только я – Фангорн, Финглас да Фладрив. По-эльфийски это будет Листвокудрый и Корокожий. Можете так их и называть, если это вам больше по вкусу. И толку от Фингласа и Фладрива будет не очень много. Листвокудрый стал очень сонлив, почти как дерево, он все лето стоит неподвижно, в полудреме, и луговая трава вырастает ему по колено. Он весь оброс похожим на листву волосом. Прежде он просыпался к зиме, но в последнее время стал уж очень сонным и даже в холод не может далеко уйти. Корокожий жил на горных склонах к западу от Исенгарда. Там-то и грянула самая страшная беда. Орки ранили его и истребили почти все его древесное стадо. Он ушел высоко в горы, поселился среди любимых берез и не желает спускаться вниз. И все же, смею сказать, наберется немало молодых энтов – если только я сумею втолковать им нашу нужду, если смогу разбудить их: мы неторопливый народ. Как жаль, что нас так мало!
— Почему же, если вы так давно живете в этой стране? — спросил Пиппин. — Неужели столько умерло?
— О нет! — сказал Древобородый. — Никто не умирал. Конечно, некоторые за долгие годы погибли от несчастных случаев, и еще больше уподобилось деревьям. Но в этих местах нас никогда не было много, и число наше не росло. Уже очень давно, страшно давно у нас нет энтиков – по-вашему, детей. Понимаете, мы потеряли энтинок, наших жен.
— Как печально! — посочувствовал Пиппин. — Отчего же все они умерли?
— Они не
— Боюсь, эти песни не преодолели гор и не известны в Шире, — сказал Мерри. — Не расскажете ли еще что-нибудь... а может, споете?
— Да, пожалуй, — согласился Древобородый, по-видимому, обрадованный просьбой. — Но я не могу рассказывать подробно – только вкратце, а после придется закончить беседу: завтра нас ждет совет, и много работы, и, возможно, поход.
— Это необычайный и печальный рассказ, — продолжил он после паузы. — Когда мир был молод, а леса обширны и дики, в них жили энты, и энтинки, их жены, и девушки-энтушки. Ах! Как красива была в дни моей нежной юности Фимбретиль, легконогая Гибкая Ветвь! Они бродили вместе и селились вместе. Но наши сердца склонялись к разному: энты отдавали свою любовь тому, что встречали в мире, а их жены – другому. Энты любили большие деревья, дикие леса и склоны высоких холмов, они пили воду из горных рек и ели только те плоды, что падали с деревьев. Эльфы научили их разговаривать, и энты разговаривали с деревьями. А энтушки и энтинки занялись меньшими деревьями и лугами, что лежат в солнечном сиянии у подножия лесов, они видели терн в чаще, и дикие яблони, и вишню в весеннем уборе, и зеленые водяные растения летом, и зрелые травы в осенних полях. Они не хотели разговаривать с этими растениями, но ждали от них послушания и повиновения. Энтинки приказывали им расти в соответствии с их, энтинок, желаниями, разворачивать листья и приносить плоды на их, энтинок, вкус, ибо хотели порядка, совершенства и покоя (подразумевая вот что: все должно идти так, как ими заведено). Поэтому они стали устраивать сады и жить в них. А энты продолжали странствовать и приходили в сады лишь изредка. Затем, когда на север пришла Тьма, энтинки пересекли Великую Реку, и устроили новые сады, и возделали новые поля, и мы стали видеть своих жен еще реже. Когда Тьму прогнали, земля энтинок пышно расцвела и поля стали тучными. Многие люди учились у энтинок искусству обращения с растениями и высоко чтили их. А мы стали для них легендой, тайной в сердце леса. Но мы все еще здесь, а сады энтинок запустели: теперь люди называют их Бурыми землями.