Читаем Два Генриха полностью

Пока пробирались к королевскому дворцу, брат с сестрой разглядывали жителей и их бедняцкие дома. На память пришли Туль, Страсбург, Гослар. Там дома не столь убоги, да и горожане одеты лучше. Здесь же просто: туника, перевязанная веревкой, давно не стиранные, с заплатами домотканые штаны и грязная обувь на ногах, сделанная непонятно из чего. По улицам бродят свиньи, гуси плавают в канаве, заполненной дождевой водой, в хлевах мычат коровы. Три дня уже нет дождя, поэтому на немощеных улицах более или менее сухо. Но можно вообразить, во что превратится город, когда на него низринется ливень. Захочется пройтись, спасение одно – бугры, любые возвышенности. Но их немного, поэтому повсюду, куда ни глянь, лежат грязные доски, бревна, камни. А меж домами, вымахивая выше крыш, тянутся к свету яблони, вишни, оливы. На западном мысу Сите, прямо против королевского дворца, целый фруктовый сад из таких деревьев. В летнюю пору, когда нет дождя, там любят прогуливаться придворные. Их привлекают сюда аллеи из диких роз и акации. Здесь же любят резвиться королевские дети. За порядком неусыпно следят два садовника.

Сам дворец за время своего существования несколько раз перестраивался при первых Меровингах и графах Парижских. Роберт Набожный также занялся реконструкцией. Кирпичная сторожевая башня, где восседали некогда первые Робертины, сохранила название, но утратила свою функцию. Она считалась главной из двух башен, стороживших сам дворец, теперь стала всего лишь одной из шести. Они окружали здание в четыре этажа со всех сторон и были остроконечными, с парой узких окон-бойниц на каждом этаже. Кроме одной. Эта башня, ниже своих сестер и называемая Надвратной, служила своего рода воротами и имела плоскую крышу с зубчатой вершиной. Именно эта башня являлась ныне главным входом, и к ней вел подъемный мост. По этому мосту и прогромыхала кавалькада.

Во дворе все спешились и вошли в здание, поднявшись по ступенькам. Здесь, в середине коридора с комнатами для прислуги, – лестница на второй этаж, оборудованный для танцев и торжественных приемов. Зал мрачен, дневной свет нехотя пробивается сюда сквозь редкие узкие окна. Под арочными сводами, опирающимися на колонны античных времен, всегда темно. Если не считать гипсовых изваяний древних полководцев и основателей правящей династии, зал этот не оживляло ничто. Правда, еще полы были выложены разноцветной плиткой.

От главной лестницы, по обе стороны, две другие. Обе ведут в противоположном направлении на третий этаж. Тут и сосредоточена жизнь дворца. Справа, если идти в направлении крыла, перестроенного королем Робертом, – огромная галерея с нишами, колоннами, статуями, скамьями, гобеленами на библейские сюжеты и со сценами охоты. Слева – вереница дверей, ведущих в покои. В центре этой вереницы, под глухим люнетом с изображением герба города Парижа, – золотого кораблика на червленом поле, – двери двойные, выше и шире остальных. Покои короля. Здесь его кабинет, молельня, спальня. И потайные двери повсюду, под драпировками – для тайных визитеров, для любовниц, для того, наконец, чтобы самому, будучи незамеченным, покинуть покои. Кроме того, по всей длине коридора имелись боковые проходы, каждый разветвлялся в обе стороны.

Таков в общих чертах дворец. Окна выходят во двор. Покойный король кое-где разбил клумбы, поставил фонтан, рядом с которым вырыли колодец. Башни, о которых упоминалось выше, стоят по всему фасаду здания и по углам правой пристройки. К ее торцу прилепилась башня, стоящая особняком, скрытая от остальных конической крышей с трубами. В народе ее называют «слепой». Четыре узких окна-бойницы у нее, все глядят на реку. Два вверху, два внизу. Пятьдесят футов по высоте между этими парами. А со стороны города смотреть – ни одного окна. Стены толщиной около семи футов; никто не слышит, что происходит за этими стенами. И хорошо, что не слышит: в башне этой живет палач; несколько камер здесь оборудованы для пыток, в остальных находятся особо опасные преступники. Те, кто вынес пытки и не признался, оканчивают свои дни в подземелье. Название башни – Пыточная. Обитатели дворца – а их немало – опасаются не только произносить вслух это слово, но даже глядеть в ту сторону.

Но нам нет дела до этой башни, посмотрим лучше, как двор короля Генриха I встретил гостей из Германии.

Едва король со свитой появился в конце коридора, придворные тотчас повернулись к нему. Рыцари и милиты, пажи и оруженосцы, знатные дамы, их мужья, дочери, юные фрейлины – все они бродили по коридору или стояли, разбившись кучками. Теперь они торопливо подтягивались к середине, ожидая охотников. Что-то должны были они сказать, какую-то новость привезти, и это будет обсуждаться на все лады, передаваясь из уст в уста. Возможно, король заметит кого-либо из толпы и уделит ему особое внимание, спросив о чем-нибудь или куда-то послав. Этого можно было считать счастливчиком на сегодняшний день. Как знать, может, и на следующий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения