Зара понимает, что это в чем-то все касается ее хозяина, и подходит к Горшкову, переминается с ноги на ногу, виляет хвостом, но не получив ответа, ложится на сенную подстилку. А вскоре я слышу богатырский храп Дичина, тихое сопенье Кондратьева и вздохи Горшкова. Мне не спится. Я вижу, как в синеющем небе Венера переливается, словно капля алмазной влаги. Над костром то и дело бесшумно пролетают ночные совы, летучие мыши.
Уснул я с ощущением тихой радости. И это потому, что был я с близкими друзьями.
Много раз пришлось на мою долю встречать и провожать зори, но не помню, чтобы одна была похожа на другую. Настолько ласкова земля к человеку, что постоянно дарит ему разные подарки. Этот раз на удивление прекрасен был час ухода ночи и наступление утра. С востока постепенно вливался розовый свет зари, вытесняя густую синь с огромного неба. Звезды, как льдинки, незаметно таяли.
…Утро. Ухнула выпь, а вскоре за ней в соседнем болоте раздалось знакомое: кур-лы, кур-лы! Это кричали журавли. И тут же отозвалась кряковая, сзывая семейство. Потом спросонья защебетала камышевка. Тяжело поднялись две цапли и скрылись где-то в луговых просторах.
Заря началась!
В Волчьем горле, на Лелицинском полое зачастили выстрелы. Володя Кондратьев взял ружье, удочки и пошел рыбачить, а если придется — пальнуть по уткам. Я, Дичин и Горшков, оставив ночной привал, заспешили по росистой траве на старые вырубки искать тетеревов.
Пущенная в работу Зара пошла на коротком челноке. На поворотах каждый раз она оглядывалась на хозяина, ожидая его распоряжений и, если их не было, продолжала свое — влево, вправо. Первоначально она горячилась, но потом обошлась и бег ее стал спокойным и ровным.
В одном месте, где на росистой траве угадывались наброды тетеревов, собака резко остановилась. Казалось, она наткнулась на какое-то препятствие, а потом натянув мускулы, еле переступая, пошла на потяжку. Шаг ее становился все реже, осторожнее и наконец она замерла на месте. Это была стойка, наблюдать которую без волнения не может ни один настоящий охотник.
Переживая то озноб, то жар, мы держали наготове ружья: ведь где-то совсем близко от Зары затаились птицы. А Зара еще делает несколько осторожных шагов и опять встает. И тут уж Дичин не вытерпел. Он резко сказал: «Вперед!»
Зара в ту же секунду быстро продвинулась и легла, приподняв голову, чтобы проследить происходившее. Впереди собаки с тревожным кваканьем взлетела старка, а чуть правее медленно поднялся молодой петушок. Из уважения к Дичину, как к хозяину собаки, первый выстрел позволили ему. Старку он пропустил и на вскидку выстрелил по тетеревенку и промазал. После выстрела Зара встала и с упреком посмотрела на хозяина. За такой промах Дичин стыдился не так нас, как собаки.
Дальше по старшинству очередь стрелять была моя. Я мигом вскинул ружье и дублетом уложил обоих поднявшихся тетеревят. От выстрела с шумом снимаются еще два тетеревенка, теперь Горшков вскидывает свой «зауер» и, по очереди, красиво сбивает молодых, но через перо уже черных петушков.
Ума не приложить, откуда у Зары взялось такое понятие, что вся стреляная дичь принадлежит только ее хозяину. Вот и на этот раз, подобрав четырех убитых мною и Горшковым тетеревов она подала их Дичину, а когда мы с Горшковым положили добычу в свои сетки, она с недоумением уставилась на нас. Что и говорить, такое поведение собаки было нам неприятно. Ведь на собачьем языке это значило: «Я работаю на своего хозяина, а вы, нахалы, забираете добытую мною птицу себе». Что бы было дальше, почем знать, но Дичин послал Зару в поиск, и через несколько пройденных паралелей она нашла петушка, улетевшего от пуделя. На этот раз, отпустив птицу шагов на семьдесят, Дичин красивым выстрелом прекратил полет тетеревенка. После такого выстрела Зара с хозяином находят общий язык, и поиски тетеревов продолжаются. Зара умела прощать.
Когда солнце осушило траву, мы прекратили охоту, пришли на привал и из пойманной Володей рыбы принялись готовить уху.
Время незаметно ушло за полдень. И ничто не тревожило нас до тех пор, пока заботливый Горшков не напомнил, что пора перебраться в заливные луга.
Давно изучив фарватер полоя, Володя уверенно выводит катер на красавицу Соть. В ее луговых просторах, как сказочные богатыри, стоят стога сена. Вдали виднеется стадо коров, и молодой пастух, переняв старинные напевы, старательно выводит их на самодельном рожке.
Катер споро бежит по спокойной реке, а Зара пристально всматривается в зеленые равнины лугов. Она их любит, любит потому, что тут обитают дупеля и бекасы и потому, что первые волнующие запахи она познала при встрече с этими долгоносиками, они пробудили эту неудержимую страсть к дичи, до этого таившуюся где-то в тайниках, собачьей души.
Но что это? За поворотом реки нам послышалась чудесная песня. Чей-то молодой голос запевал:
Ему вторят другие голоса. Володя глушит мотор катера, и мы слушаем, пока песня не кончилась.