Два друга

Наконец настал день охоты. Мы собираем снаряжение, укладываем харч, сажаем в корзины подсадных уток, а Зара неотступно ходит за нами. Иногда тихо скулит, как бы обижается, что никто на нее не обращает внимания, а перед тем, как выйти из избы, бедная собака становится у дверей. Ей очень хочется пойти с нами, хочется счастья, но хозяин отказал в этом. Он прогнал ее на свое место. Оставив нас, она отошла в сторонку, села и уныло опустила голову. В этот момент собака казалась не то больной, не то побитой. Мне жаль стало Зару, я подошел, погладил ей голову и заглянул в глаза, в них стояли слезы. Зара умела плакать. Я ужаснулся такому чувству, ведь оно было схоже с человеческим.

Путь до плеса речки Сороки был не таким уж далеким, но трудным. Потоки вешних вод образовали буйные ручьи. Каждый раз мы миновали их с опаской.

На спокойном плесе моя подсадная то приводила в порядок оперение, то подавала голос редко и сдержанно, казалось не хотела нарушать тишину весеннего вечера. Но заслышав свист летящих уток, кричала задорно. Птицы все время пролетали парами, и селезни не обращали внимания на зов моей крикуши.

Буйным костром догорал весенний день. Солнце зримо погружалось в сизую полосу на горизонте, и в лучах его показались три летящие утки. Заметив их, подсадная забила крыльями по воде и призывно зачастила, явно соперничая с той, что вела за собой двух красавцев кряковых. Один из соперников, очевидно, не будучи уверен в успехе, камнем упал на воду вблизи зовущей утки. А в это время от макушки уходящего за лес солнца, вспыхнул плес, превратив селезня в жар-птицу. И тут в тишину догорающего дня гулко и сухо сорвался звук выстрела. Не успело застыть эхо, как громовым ударом прозвучал дуплет Дичина.

Смеркалось, и когда я пришел к месту привала, костер уже трещал, выхватывая из темноты то отдельные деревья, то кусты, освещая всю лесную полянку. Здесь мой спутник, как радивый хозяин готовил чай и доставал охотничий харч.

Окончив ужин, Дичин как бы невзначай спросил;

— Как-то Зара?

Я понял, что он волнуется и такое хладнокровие просто-напросто для видимости. Ведь он любил своего четвероногого друга, как источник радостей, который Зара дарила ему, и сейчас, наверное, досадовал на себя, что круто обошелся с собакой. О преданности собаки своему хозяину и говорить нечего. Она беспрекословно выполняла все его указания и не только серьезные, но и забавные.

Бывало сидя за чем, Дичин вдруг помрачнеет и, обратившись ко мне, безнадежно скажет:

— Не везет мне с собаками. Вот и эту растил, лелеял, ничего не жалел, а что получилось?

— Прекрасная собака, — отвечаю я.

Как бы не так, — с грустью в голосе замечает собеседник. — Не хочешь ли подарю тебе это сокровище, а если не возьмешь — отдам кому-нибудь.

Печально смотревшая на нас Зара вдруг плаксиво заголосила. Пока я не знал, что этот цирковой номер заучен после упорных занятий, заступался за Зару, но когда Дичин на мое заступничество однажды залился до слез смехом, а Зара тоже корчила свою рожицу и глаза ее выражали радость, тут я понял, что оказался одураченным моими друзьями и тоже хохотал, вместе с ними.

Как-то после охоты в деревне друга мы о чем-то беседовали. Дичин тихим голосом спросил меня:

— А как ты думаешь, не хочет кто-нибудь кушать?

И тут немедля появилась Зара, неся в зубах миску. Подойдя к хозяину, она поставила миску у его ног, а он положил в нее какие-то лакомства.

Зара тут же их съела и отошла в сторону. Прошло несколько минут. Дичин смотрит на собаку, а та как будто не замечает его взгляда и продолжает сидеть. А Дичин опять, обращаясь ко мне, замечает:

— Вот смотри! Учу-учу эту дурочку, а она так и не знает, где место для ее посудины. После такого замечания Зара немедля срывается с места, берет миску в зубы и уносит на кухню.

Всегда, по установившемуся порядку, после охоты мы с Дичиным и его сестрой чаевничали, а Зара смирно сидела у стола. Она не попрошайничала, ей просто приятно было побыть с нами, послушать наши разговоры. И, слушая наши беседы, собака незаметно забывалась, закрывала глаза и как бы от озноба вздрагивала. Заметив такое, Дичин вполне серьезно говорил нам:

— Вот озябла, а где обогреться, не знает — ну и глупая же. Поняв, что это касается ее, Зара тут же прыгнула на лежанку, хотя последняя была не топлена. Дичин весело покачал головой, рассмеялся:

— Ну и дурочка. Смотрите, люди добрые, улеглась греться на холодную лежанку. И Зара немедля перебралась на русскую печку.

— Смотри, не обожгись — через какое-то время строго заметил Дичин, и умница Зара, спрыгнув с печи, улеглась около нас.

Сестра Дичина — Мария Николаевна давно знала эти представления и, жалея собаку, часто выговаривала брату: «Побойся бога, Костюха, и перестань издеваться над собакой. Она ведь за день-то находилась».

Но Дичин знал, что шутки эти нравятся Заре.