Мне много раз пришлось быть свидетелем переживаний некоторых владельцев за неудачу своих питомцев. Так в 1933 году, когда непобедимого много лет на выставках в Москве английского сеттера Нору судья поставил в ринге вторым, с ее владельцем Степановым случился сердечный приступ. Я видел старого охотника, убитого горем, когда его красавца ирландского сеттера сняли с испытаний без расценки. Мне много раз приходилось видеть и слезы радости за блестящую победу на состязаниях этого пойнтера и необычайно способного английского сеттера. Но должен сказать, что история с Деем имела более тяжелые последствия.
После выставки в Москве прошло несколько месяцев. Все это время меня волновала не только дальнейшая судьба собаки и отношение к ней хозяев. В последнем я не сомневался, так как видел переживания Клименко за своего друга. Но мне как-то хотелось утешить владельца Дея, коснуться допущенной на выставке несправедливости и что в будущем такое может быть исправлено. И вот я посылаю письмо Клименко, хотя знаком с ним не был. Ответ на мое письмо не задолил. В начале Николай Иванович описал все то, с чего я начал свой рассказ, а потом он сообщил: «По приезде из Москвы у меня умерла жена. Она болела, но когда узнала о несправедливости, допущенной по отношению к Дею на выставке собак, очень расстроилась, и это ускорило ее кончину.
Дорогой человек, поймите, что это для меня огромное горе и нет возможности, чтобы исправить его. Единственное утешение сейчас в моей личной жизни — Дей. С ним вдвоем мы оплакиваем потерю дорогого человека. Он часто уходит на кладбище и в числе множества могил находит могилу человека-друга и не оставляет ее, пока я не приду за ним. Поймите, как это тяжело и не считайте написанное мною сентиментальностью».
Чтобы как-то утешить человека в постигшем горе, я в своих ответах делал все, что мог. Николай Иванович постоянно был признателен за мои теплые слова и всегда не задерживался с ответом. Так наша переписка продолжалась свыше двух лет и окончилась трагическим сообщением о Дее.
В последнем письме Николай Иванович сообщал, что он остался один. Его друга Дея не стало, и он описал, как это произошло.
«Последние дни, — писал он, — Дей все время порывался уйти из дома. На прогулку приходилось выводить на поводке да и дома иногда держать на привязи. Он сделался очень раздражительным, мало ел. Иногда он забирался на свою постель и не вставал по нескольку часов. На мои призывы не реагировал. Я понимал, ему хотелось навестить покойницу, но я не мог пойти с ним, был занят, да и боялся, сердце пошаливало. И все же однажды поздним вечером, Дей оборвал привязь, выскочил на волю и скрылся в темноте. Я пытался звать его, но напрасно. Ждать возвращения собаки больше не мог и вынужден был уговорить соседа пойти со мной на кладбище. Но там собаки не оказалось. Ночь провел в тревоге за четвероногого друга, но он так и не появился. Утром вновь пошел на кладбище и на одной из улиц, идущих-в сторону кладбища, нашел его раздавленного машиной. Очевидно, позабыв об опасности, бедняга спешил к своей хозяйке».
На этом письмо обрывалось…
Под старой вишней
У тех, кто любит природу родного края, всегда есть свои заветные места. Эти люди с ранних лет проникают в эти милые уголки мира и остаются верными им до конца своих дней.
Именно таким был мой давний приятель — Константин Николаевич Дичин. Увлекаясь охотой, он обычно не изменял родным местам. Постоянно проводил свой досуг на охоте в лугах и лесных дубравах, вблизи родной деревеньки.
Надо сказать, что Дичин любил все виды охоты и во все сезоны этим причинял много горя пойнтеру Заре. Зара не понимала, что в пору весеннего и зимнего сезонов ее на охоту не возьмут, и приготовления к охотам не могла переносить спокойно.
Бывало отгуляют метели и вьюги, и все ждут красавицу весну, но приход ее каждый встречает по-разному. Падает с крыши капель, она приносит весть о конце зимы.
За несколько дней до начала охоты мы с Дичиным едем к нему в деревню. Зара тоже едет с нами. Ведь днем на городской квартире некому за ней присмотреть (хозяйка на работе), да и она такими поездками очень довольна.
Что делает весна! Сережки вербы серебристыми бусами осыпали ветки. Щеткой вылезала трава на широкой деревенской улице. Волга и ее притоки бушевали вешними водами, но лед уже давно прошел. И сейчас по ночам слышится свист утиных крыльев и гогот гусей. В такие ночи плохо спится. Мы с попятным охотнику чувством волнения, выходили слушать прилет пернатых гостей, а на утро нас разбирал сон. Зара не знала о времени начала охоты, но она видела наши приготовления и сейчас боялась, чтобы мы не проспали. Каждое утро то с хозяина, то с меня стаскивала одеяло. Мы злились, ругали ее, но она была неумолима.