Душа на осколки

— Сядь, дитя, — наставница кивнула на табурет, сама же медленно опустилась на кровать, снова сощурилась, пытаясь разглядеть лицо девушки, — это ведь морок? Да?

— Да, — теперь-то Альма понимала, что когда-то наставница ее спасла. Будь обитатели более внимательны и разговорчивы, знай они чуть больше о том, что значили изменения в ее глазах, до своих лет девушка не дожила бы.

— А под ним?..

Не считая нужным что-то скрывать от нее, Альма провела ладонью перед лицом, снимая морок.

Какое-то время Витта молчала, просто смотря на девушку, а потом по морщинистой щеке покатилась слеза.

Скоро они плакали вместе. Альма делилась всем — своими горестями, радостями, болью и счастьем, рассказывала не таясь о том, что происходило с ней, принимала как данность нежность, которую впервые ощущала на себе в этих стенах, чувствовала себя ребенком, которого мама гладит по голове, укачивает, убаюкивает, все понимает и принимает, одобряет, отпускает, хвалит, гордится.

— Ты любишь его? — за временем они не следили, не знали, сколько пар ног прошло мимо покоев, да и знать не хотели. Альме впервые было так легко и так по-хорошему пусто, а Витта впервые дышала свободно, зная, что не послала тогда девочку на смерть.

— Очень.

— А он тебя?

— Тоже.

— А жена?

— Мне плевать, — Альма смахнула последнюю слезу, выровнялась, смотря прямо в глаза наставнице. — Можете думать, что во мне нет гордости, что это неправильно и так нельзя, но мне плевать. Я пыталась бороться с собой и сопротивляться. Не вышло. А потом поняла, что глупо бороться с тем, о чем неистово молилась.

— Я не о том, девочка моя, — Витта погладила девушку по голове, вспоминая, что ее волосы с самого детства были такими — непослушными, вьющимися, озорными и непокорными, как их хозяйка. — Она так просто не отпустит твоего лорда. Будет бороться. Но не с собой, как делала ты, а с тобой. Ты должна быть к этому готова.

Не найдясь, что ответить, Альма кивнула. Для нее Наэлла всегда была чем-то далеким и гипотетическим. Полумифическим созданием, которое часто не давало спать ночами, изнывая от ревности. Никогда Альма не представляла, как они встретятся. Только в самые отчаянные минуты мечтала о том, что проснется, а соперницы нет. Это был сон, Ринар просто с ней, и между ними нет никого.

— Скажи мне, каково это… — из раздумий Альму выдернул очередной вопрос наставницы. — Каково жить, зная, что часть твоей души живет в других?

Альма закрыла глаза, прислушиваясь к себе. Она редко позволяла себе заниматься подобным. Предпочитала просто забывать о том, что лишилась уже двух осколков, и забывать чаще всего получалось.

— Не знаю. Наверное, так даже лучше… Если я люблю его так всего лишь одним осколком, то будь у меня душа целиком, давно бы разорвалась.

— Ты не жалеешь?

— Нет. Какой смысл жалеть? Все случилось так, как должно было случиться. Кальми ведь могли когда-то выбирать, кого спасать. Я сделала свой выбор. И жалеть не буду.

— И о нем не пожалеешь? — женщины услышали стук в дверь. Кажется, терпению Ринара тоже бывает предел.

— Никогда.

— Тогда иди, девочка моя. И никогда не жалей. Ни о чем.

Ринар стоял на пороге, когда Альма открыла дверь, обняла.

— Попытка еще раз обидеть ее дорого вам обойдется, милорд, — вряд ли угроза старухи имела для Ринара настоящий вес, но он кивнул, принимая ее.

— Пошли, я покажу тебе, как жила, — а потом, не оборачиваясь, Альма потянула мужа по длинным коридорам обители, служившей когда-то домом.

* * *

Отказать лорду в осмотре монастыря не посмели. Особенно после того, как он слишком уж щедро отблагодарил монахинь за проведенную церемонию.

От провожатых Ринар благородно отказался, сославшись на то, что не хочет вмешиваться в привычный распорядок местных обитателей. Ни одна из встретившихся на их пути наставниц не признала Альму. Часть девушек, с которыми они когда-то делили стол и спальню, теперь ходила по коридорам в одеждах монахинь, Альма узнавала каждую, а вот они — нет. Или просто делали вид…

Когда Альма уехала, время здесь не остановилось, и наставница Витта — лишь первый тому пример. Ее ровесницы выглядели куда старше, когда-то достаточно молодые учительницы ступали подчас неуверенно и не так быстро, как бывало раньше, классы, в которых они когда-то занимались, стали еще более темными, столы ветхими.

— Ты здесь жила? — когда они открыли дверь в комнату, служившую раньше одной из спален послушниц, а теперь пустующую, Ринар прижал Альму к себе, явственно представляя, как бродящий здесь ветер когда-то не давал ей спать ночами.

— Да, с младенчества, — а вот Альма улыбнулась, ощущая странную ностальгию. — Вот здесь стояла моя кровать, — девушка указала в ближний к двери угол, — вот там — шкаф, дальше — кровати других послушниц. Нас тут было пять.

— Надеюсь, на те деньги, что я выделил, они хотя бы залатают окна…

Альма усмехнулась, разворачиваясь в кольце рук любимого. Он так серьезно обводил взглядом комнату, свел брови на переносице, явно злился. Неизвестно за что и на кого.