– Зато красавец какой! Ножки изящные, копытца что камни драгоценные! – Судя по восторгам, с которыми Вран пытался впарить дорогим гостям скакуна, он и сам не мог придумать, куда бы пристроить осеменителя.
– А розы в зубах он, часом, не носит?
– А ты дарёному коню в зубы-то не смотри. – Хозяйственный Санторий сгрёб поводья, ловко избегая попыток жеребца пристроиться сзади хоть к кому, коль скоро достойных кобыл в зоне видимости не обнаружилось. – Продадим!
– Ага, рядом на рынке встанем: жеребец неезженый, только слегка поколоченный! Где Каурка моя?
Слегка поколоченная ремнём Талла хмуро покосилась на наёмника и соболезнующе – на коня. Но встревать не стала. Весьма вероятно, что из-за плотно завязанного рта и стянутых за спиной запястий. Но это не точно.
Каурку между тем и правда привели. Вычищенную, сытую, кокетливо отворачивающуюся от подозрительно ласкового конюха. Только что ромашки за ухом не хватало. Жеребец, не будь дурак, сразу всхрапнул, встал на дыбы и попытался сделать своё жеребцовое дело, но Верд бдительно охранял невинность своей кобылицы. Незаметно проверив, не слишком ли туго связана колдунья, он подтолкнул девушку:
– Ну, садись, что встала?
– М-м-м, м м-м!
– В седло, говорю, садись!
Девушка упрямо вздёрнула нос. Охотник рыкнул, но таки попытался подсадить: сжал талию, приподнял… Вреднючая колдунья брыкнулась, едва не заставив наёмника, поскользнувшись, упасть навзничь.
Вран благоразумно смылся, пока ещё каких претензий не предъявили, не постеснявшись утащить с собой и забракованного коня: пригодится. Санни тоскливо проводил красавца… жеребца, а не Врана, взглядом, но окликать не стал, оставшись верным Кляче.
– Так мне вас, может, уже за городом подождать? – предложил служитель, пока милые бранились-тешились.
Ему Верд не ответил, а вот девчонке захотел сказать пару ласковых.
– Садись! – вместо всех слов, что рвались из горла, потребовал он.
– М! – сквозь кляп обругала его колдунья.
– Да чтоб тебя! – Верд сдёрнул повязку вниз. – Чего?
Талла подвигала нижней челюстью, проверяя, не вывихнула ли от усердия, высунула и снова спрятала язык и, украдкой потерев ягодицы, повторила:
– Спасибо, я пешком.
На это наёмник ответа не нашёл. Вернул на место повязку, поднял девку повыше и кинул животом на седло. Сам устроился рядом и, не удержавшись, похлопал по выпяченной попке. Колдунья только возмущённо дрыгнулась, но, начав сползать, тут же успокоилась.
Видно, хорошо Вран напугался. Бандит не только безропотно отдал дурную, но ещё накормил-напоил важных гостей. Не преминувший воспользоваться оказией Санторий полусонно чмокал губами, вспоминая встречу с жареной уткой как свидание с любимой.
– Хорошо всё-таки, что Вран нас с кем-то попутал. – Служитель выколупал из зубов последние застрявшие кусочки птицы и с сожалением подумал, что, если бы чуток попрыгал, сумел бы уместить в животе ещё одну порцию. – Небось абы для кого так не расстарался бы.
Верд молчал. Он вообще всё больше мрачнел, отчего редкие вечерние прохожие предпочитали разбегаться перед всадниками в стороны, а не рассматривать, о чём им там жестикулирует связанная девка. Но откормленный и отогретый Санторий не замечал, что воздух сгущается, а бессмысленной речью он сотрясает его уже в одиночку.
– Но всё ж интересно, кто эта
Верд придержал поводья, замедляя шаг, а вскоре спешился. В этой части города дома (не дома – хоромы!) возвышались над головами. Чтобы разглядеть крытые заморской черепицей крыши, приходилось вытягивать шею. Улочки, ясное дело, тоже становились шире. Теперь уже не то что две лошади свободно шли рядом, а и пара повозок разминулась бы.
И всё же наёмник спешился. Осторожно снял и поставил рядом колдунью, дёрнул, когда она попыталась припустить в переулок.
Он остановился перед огромным домом, огороженным таким плотным и высоким забором, что не каждое лесное селеньице бы себе позволило, тоскливо посмотрел на витиевато украшенные ворота и провалы окошечек-бойниц, из которых наверняка уже кто-то рассматривал прибывших.
– Видишь ли, Санни, я знаю, о ком говорил Вран. Мы и так шли к ней.
Выражение, которое вырвалось у Сантория, служителю, конечно, не следовало бы использовать. Но, произнеся его, он не только нисколечко не пожалел, а ещё и добавил:
– Шваргом тебя налево, Верд!
Санни неуклюже спустился с лошади и, наплевав на все последующие истязания, которым обязательно предаст его друг, вмазал наёмнику снизу вверх по подбородку. Попытался, точнее, потому что Верд увернулся и перехватил кулак в полёте, ещё и заломил, чтоб неповадно.
– Уймись, Санни, – отрешённо попросил он.
– Я уймись?! Я?! Взрослый мужик, а ведёшь себя как упрямый ребёнок! Ты либо слепой, либо дурак!
Талла согласно пискнула и пнула похитителя, но Верд удержал и её.