Дурная кровь

Эта девка, видно, прежде ремня не знала. Ну так он их с радостью познакомит!

Глава 20 Она

– Кистень.

– Палица.

– Кистень выбивает палицу, ты идёшь.

– Давай два из трёх?

– Опять же продуешь!

– Ну ещё разок, ну Ранн!

– Ладно, два из трёх. Кистень-палица-секира, бей!

– Кистень!

– Секира. Секира рубит кистень. Снова продул.

– Ну как же секира кистень рубит? Ранн, ну нечестно! Выйди в бою с секирой против кистеня да проверь!

– Какое мне дело, что там в бою! В игре ты продул. Я в прошлый раз к ней ходил, чуть жив остался!

– Ну так остался же! Ранн, ты везучий, а меня она на месте прибьёт, пятками чую! Давай три из пяти?

– А не пошёл бы ты…

– А я тебе вечером выпивку поставлю…

– Дохлым выпивка ни к чему… Ну давай три из пяти. Но чтоб последний раз!

Это дежурство ничем не отличалось от сотни предыдущих. Лайо невыносимо трусил и придумывал любую отмазку, лишь бы не пересекаться с чудесной, добрейшей, прекраснейшей, но от этого не менее смертоносной хозяйкой. Опытный Ранн жалел его, хоть и подтрунивал: по меркам охотников, сам он был стар, как коронное мясо в горшочке из «Сытого шварга», – три месяца как охотнику минуло сорок семь зим! Мало кто из их братии столько проживал, но всё ж толпились, просились на службу. У короля небось такого жалования не платят и не выдают пособия, на которое можно поставить недалеко от города избу.

Однако хозяйка не принимала любого желающего. Отбирала воинов сама, иной раз и вовсе непонятно, за какие заслуги, зазывала из дальних селений, лечила, коли выбор падал на подцепившего хворь. Того же Лайо притащила по весне, полудохлого и чахоточного. Семья уже хоронить собиралась, тихонько сетуя, что бедняга никак не отправится к богам и продолжает зазря сжирать быстро уменьшающиеся запасы. Госпожа выходила его, как собственное дитя, и оставила при доме: глянуть, хорош ли слуга, можно ли довериться и пустить в дорогу без присмотра. Ранн посмеивался в усы над молодой трусостью парня: он-то давно прошёл путь охотника, а ныне остался рядом с Карой потому лишь, что боле его нигде не ждут.

– Кистень-палица-секира, бей! Секира!

– Кистень!

– Палица!

К двум выброшенным вперёд мужским рукам присоединилась третья – узкая, изящная женская ладошка. Невысокая, самую малость (по мнению Ранна, как раз) полноватая женщина заученным жестом отбросила назад тяжёлую белоснежную косу и поинтересовалась:

– Ну, кто выиграл?

Мужчины поспешно опустились на колени. Лайо заикнулся:

– Кистень выбивает палицу…

– Вы, госпожа, – буравя глазами пол у расшитых маленьких туфелек, перебил Ранн.

Женщина приложила палец к улыбчивым губам с жёсткими фальшивыми морщинками в углах:

– А разве кистень не выбивает палицу?

– Никак нет, госпожа. Это от кона зависит. В этот раз палица побеждает всех, – не дрогнув, соврал Ранн. Бусины на туфельках перемигивались холодными искрами, точно заманивая в обмёрзшую паутину.

Колдунья медленно дважды хлопнула в ладоши, не то радуясь победе, не то аплодируя неумелой лжи:

– Какая же я везучая, правда, мальчики?

– Так точно, госпожа.

– Вот и чудненько, вот и ладненько! Пойдёмте-ка, расскажете, как дела в моём маленьком королевстве, а то, смотрю, мнётесь у порога, никак войти не решитесь.

Женщина приветливо распахнула дверь, пропуская охотников вперёд, а Лайо в который раз содрогнулся, словно его приглашали заглянуть в пасть волку.

Если колдунья и преувеличивала, называя двор королевством, то лишь слегка. Потому что огромная полукруглая комната, занимающая здоровенную часть дома, более всего походила именно на тронный зал. Резное деревянное кресло с гладкой спинкой, наверняка ужасно твёрдое и неудобное, возвышалось на постаменте: самое место, чтобы карать и миловать. Стулья поменьше, но тоже искусно украшенные, расходились от него в два ряда вдоль противоположных стен. Эти пустовали и пахли свежим деревом. Пока ещё не отшлифованные, в отличие от большого трона, они уместнее смотрелись бы в пыточной. Светлые, аккуратные, ровные… но Лайо всё не мог отделаться от мысли, что на высоких подлокотниках аккурат оставлено место под кандалы.

– Не пялься, – пихнул его локтем в бок Ранн.

И то верно: от любопытства кошка сдохла. Мало ли для чего госпоже понадобилось добавить сидушек в зал? Может, гостей ждёт…

Едва зайдя в любимую комнату, женщина скинула вышитые туфельки и, не беспокоясь, что там мужики разглядят, задрала юбки, чтобы натянуть валенки.

– Холодно сегодня – жуть! – Она потопталась на месте, наслаждаясь удобной обувкой. – Ну так какие у нас дела, мальчики?

С трона, а иначе как троном его и назвать нельзя, свисало вязаное шерстяное одеяло, в которое колдунья и укуталась. Ну точно пухлая курица-наседка! Только носки валенок, по-детски направленные друг на друга, виднеются.

Прокашлявшись, Ранн заслонил младшего охотника:

– Почти всех нашли. День-другой, и оставшиеся колдуньи прибудут домой. Только Верда, сказывают, в последний раз в Крепости видели, а потом пропал почти на две седмицы… Не извольте беспокоиться, госпожа, – торопливо добавил мужчина, низко кланяясь.

Колдунья дослушивать не стала: