Дурная кровь

– Цыц, мелочь! Одни беды от вас, дурных! Ещё накликаешь нечисти какой! Бабушка на свете пожила, бабушка скорее управится!

Верд довольно крякнул, проминаясь под удивительно сильными руками. Он втайне наслаждался и строгой заботливостью старухи, и беспокойством Таллы, по-кошачьи приходившей греть ему бока, и виноватым сопением Сантория.

– Кто ж знал, что он так здоровьем слаб? Видать, совсем умаяла походная доля. Стоило Верда первым откачивать, – жаловался служитель лесничихе, отскребая потемневший от времени стол.

– Это чтоб он тебя тут же и перешиб? Увидел бы, что мелкая тогось, придушил бы на месте, как птенчика мого!

Птенчиком Рута звала наглого плешивого петуха с бандитской рожей. Птенчик был откормлен и неуклюж, а размерами наводил на мысль, что мама-курица по молодости загуляла со шваргом. Придушить такую зверюгу не рискнул бы и матёрый наёмник, поэтому Санни, оценив порванный в драке (как минимум с волками!) алый гребешок, отодвинулся по скамье подальше.

– Куда встал?! Ну-ка марш в тепло, остолоп! – Боевая старушонка замахнулась на охотника предварительно облизанной деревянной ложкой, и тот стыдливо вжал голову в плечи.

– Да я до задка… – принялся оправдываться Верд.

– Ведро в сенях! Смеркается уже, неча по улице шастать!

– Да что я, дитё малое? – возмутился он, на всякий случай не повышая голоса: ложку-то Рута покамест не отложила.

– А вот как цапнет какая дрянь ядовитая за зад, там и посмотрим, дитё ли! – отчеканила лесничиха, непреклонно заступая дорогу. – Туточки у нас такое водится, что реветь станешь, аки малец!

– Вся дрянь в такой холод спит! – разозлился наёмник, прикидывая, насколько безопасно (и для Руты, и для себя самого) приподнять старушку и отставить с пути. – И тебе бы не мешало, – добавил он в сторону.

– Ась? – приложила она черенок к уху. – Не слышу? Чаго вякнул, малец? Прикажу – до утра у меня терпеть станешь!

– Ага, кабы это от меня зависело…

– Пшёл в постель, сказала!

Верд всё же выскочил на улицу. Под аккомпанемент ругательств и пожелания там же и оставаться, ибо в доме ему оторвут то, что он не успеет отморозить.

– Всех бы вас выгнать к шваргам, небось поумнели бы!

– Это вряд ли, – нехотя признал Санни, невзначай дёргая петуха за последнее уцелевшее в хвосте перо, торчащее, как знамя поверженного войска. Тот подозрительно косился на соседа и неприлично кудахтал, но достаточной настороженностью, чтобы поймать обидчика с поличным, не обладал.

Талла подскочила помочь Руте переставить огромный котелок с пола в печь, и та, сразу вспомнив о почтенном возрасте, застонала и схватилась за поясницу.

– Не волнуйтесь за Верда, баба Рута! Он самый сильный и самый быстрый. – Талла едва не промахнулась мимо устья, мечтательно добавляя: – И красивый ещё…

Санторий неубедительно спрятал хохот за кашлем, а старуха показала дурной редкие зубы.

– Кабы красота в мужике стояла на первом месте, – нравоучительно сообщила она девчонке, – я бы с моим покойным муженьком столько годочков в глуши не просидела.

Закашлявшись уже по-настоящему, служитель ударил себя кулаком в грудь и свалился со скамьи. Восседающий на противоположном её краю Птенчик перевесил, накренил сидушку и с грохотом, перемежаемым боевым кукареканьем, обрушился в корзину с заготовленной лозой. Перепугался, растопырил крылья, готовый сражаться с невидимым врагом. Скамья встала на место, заставив птицу взвиться в воздух, прочертить когтями несколько борозд на залысинах Сантория и грохнуться в объятия Руты.

– А что же главное? – таинственно улыбаясь, поинтересовалась Талла. Взгляда от окна она так и не оторвала и, кажется, вовсе не заметила разгрома.

– Главное, чтобы мужик дурачком был, – сообщила старуха как великую истину. – Глупый мужчина – как глупый кот, – она чмокнула Птенчика в бандитскую морду, – в хозяйстве всегда пригодится.

– Кудах? – ревниво поинтересовался петух, но спорить не стал. Объявили котом, значит, будет за кота. Он, в принципе, и за сторожевую может, пока кормят…

– Не-е-ет, – заупрямилась Талла. – Верд умный…

– Какой же он умный, ежели по темени на улицу попёрся? Либо дурак, либо самовубивец!

– Не могу не согласиться, – поддакнул Санни. Вообще-то, ему очень хотелось составить другу компанию в поздней прогулке, но он тешил себя мыслью, что содержимое желудка к утру как-нибудь само рассосётся.

– Почему это самовубивец? – забеспокоилась колдунья.

– А как же! – Ссадив любимца, Рута устроилась перед окошком и выудила из кармана передника горсть семечек. Предложила гостям: – Будешь? Нет? И ты нет? Ну как знаете. У нас по ночам тут шастаить всякая дрянь. Всё куснуть норовит. Но ничего, бабушка тоже не вчера родилась. Небось не зря по двору расставила…

С улицы донёсся вопль, продолжившийся крепким словцом. Верд вскочил в дом, не успев затянуть пояс и придерживая порты рукой.

– Бабка! – возопил он. – Ты что, капканов во дворе понатыкала?!

Рута сплюнула семечковую шелуху в ладошку и ехидно прокряхтела: