– Ты убивала их! Жаловалась, что истребляют нас, а сама губила ни в чём не повинных…
Кара жёстко закрыла ей рот ладонью, заставляя замолчать:
– Никто не лишал их выбора. Кто поумнее, бежал в глубь страны. Я не изверг, чтобы убивать невинных. Я всего лишь освобождала землю. Не всю, заметь, а только маленький кусочек!
– Возле Крепости, на кладбище, тоже была метка…
– И возле Рощи, и в Нижних Загребах… Везде в устье Рогачки! И возле каждой метки жила колдунья, подпитывающая её. Я селила колдуний в нужных мне местах.
– Я не знала…
– Никто не знал! В том и прелесть! – Кара развернулась к зеркалу и принялась переплетать собственную косу, хитро поглядывая на дочь. – Мы собирали колдуний, привозили сюда. И отправляли каждую к покровителю, к тому, кто мог бы защитить её. До поры. До тех пор, пока я не позову вас всех домой.
– Ты продавала их, да?
– Сдавала в аренду.
Гребень чиркнул по волосам, как меч по животу человека, чья жизнь оборвалась на глазах у маленькой девочки. Чья кровь брызнула в сосуд, полный живительной прозрачной влаги. Мужчина доверчиво снял ножны, оставил на скамье и потянулся к чаше… И, наверное, так и не понял, откуда пришла боль и почему вода вдруг стала красной.
Теперь Кара смотрела на отражение дочери, а той казалось, что восемь паучьих глаз выглядывают из каждого осколка.
– Мне же нужно было платить охотникам жалованье! И построить на что-то этот дом, и обеспечить наше будущее…
– Как давно ты стала делать это?
Кара коснулась тонкими пальцами трещин на зеркале, точно надеялась, что что-то ещё способно срастить их в единое целое. Но разбитое стекло не склеить, а порванную на кусочки измаранную душу не сшить в белоснежное полотно.
– Порой мне кажется, что всегда…
Насколько же устала эта женщина, что целую жизнь отдала ненависти? Как глубоко разъела её злость? Талла опустилась на пол. Спрятаться бы в тёмной норе да сидеть тихонько, пока плохое не закончится, пока не явится сильный, смелый мужчина, способный отогнать от неё зло… Но мужчина не явится.
– За что ты ненавидишь их? За что ты так всех нас ненавидишь?!
– Ненавижу?! – Кара игриво прислонила серьги к ушам – примерить. Не одобрила, попробовала другие. Увлекшись, не отвечала ещё долго, но всё же вспомнила: – Я не ненавижу. Я люблю тебя и всех наших сестёр. А на людей мне плевать. Уберегутся – скатертью дорога. Сдохнут – тоже не жалко. Королю пора подвинуть своё величественное седалище на троне, девочка моя. Мы – настоящая сила. У людей такой нет. И мы могли бы потребовать куда больше, но… но я всего лишь решила откусить кусочек земли. Отрезала, пометила его своей магией, чтобы нечисть выгнала недостойных. А нам эти твари ничего не сделают. Лишь будут шнырять вдоль границы, отгоняя тех, кто тут даром не нужен.
– И что же? Станем вечно прятаться, отделившись от остального люда?
– Почему же вечно? До времени. Надо же с чего-то начинать. А уж какая мощь вырастет из нас позже, поглядим. Колдуньи куда сильнее, чем кажется. Ты, глупышка, тянула из людей болезни, смерть тянула. Но ты и представить не можешь, сколько нам подвластно, если тянуть из них жизнь! Я должна научить тебя всему. И вот тогда мы поглядим, кто действительно не угоден богам: колдуньи или люди.
– Не надо. – Талла съёжилась маленьким комочком. Вот бы нырнуть в крепкие объятия, потереться о колючий подбородок… И вновь покажется, что нету на свете зла. – Ты ничего мне не должна.
Кара медленно приблизилась к дочери. Упитанная и невысокая, смешная, румяная и добродушная. Вопреки всему этому она казалась монстром, способным выпить до капли всё, чем являлась дурная. Женщина подцепила подбородок дочери, пытаясь рассмотреть хоть намёк на ту нить, что связывала их когда-то. И, горько скривившись, отпустила.
– А вот ты – должна. И я возьму долг сполна, девочка.
Робкий стук в дверь прогремел набатом. До чего же Талла обрадовалась пришедшему, кем бы он ни был!
– Госпожа Кара? – в щель заглянул грязный и резко пахнущий лошадиным потом мужчина.
– Ламард, ты уверен, что готов к встрече после последнего проступка? – холодно спросила хозяйка, повернувшись к нему. Талла не видела, но знала, что её глаза заискрились синим пламенем.
Мужчина поспешно уменьшил щель, в которую заглядывал, но не ушёл.
– Простите, госпожа. Я повиниться… Дараю всё-таки отыскал…
Кара всплеснула руками и поспешила к дверям, чтобы распахнуть их во всю ширь и крепко обнять мужчину, не думая, чем он там пахнет и насколько длинный путь преодолел верхом.
– Что ж ты сразу не сказал?! И почему вдруг госпожа? Звал бы меня матушкой, как раньше! Ламард, милый, как же ты вовремя! – Она обцеловала его чумазое лицо. – Хороший мальчик! Я знала, что ты хороший мальчик!
Прежде чем выскочить из комнаты, она вернулась к дочери, присела на корточки и убрала за уши её распущенные локоны.
– Что ещё тебе от меня нужно? – Талла подняла на неё пустые глаза.
– Платье возьми в сундуке, – деловито скомандовала Кара. – Волосы не сплетай. Прихорошись. Ввечеру пришлю за тобой.