Дурак ты, Сидоров

Позже, когда вернулся домой отец, я несколько раз пытался навести его на нужную тему. Однако он упорно не желал понимать намеков, и мне пришлось сдаться. Ну, как прикажете напрямую спросить у предков: «Вы чего, разводитесь?» Или: «А я с кем из вас останусь?»

Весь вечер предки упорно прикидывались, будто ничего страшного не происходит. То ли нервы у них железные, то ли им и впрямь все равно? А почему бы и нет? Каждый нашел себе кого-нибудь другого и вполне доволен. Только вот я получаюсь в этом раскладе совершенно лишним. На фига они вообще меня рожали?

В отличие от предыдущей эту ночь я спал плохо. Сперва часа два ворочался, а когда наконец заснул, мне стали сниться кошмары. Вроде бы я куда-то переехал, и не совсем ясно, с кем. Вроде с отцом, но одновременно он будто и мать. Жилье наше располагалось в сыром и тесном подвале. Я чувствовал себя там очень несчастным. К тому же по мне все время бегали огромные крысы. Одна из них попыталась цапнуть меня за палец ноги. Я отшатнулся и с грохотом ухнул куда-то вниз.

Разбудили меня собственный крик и боль. Выяснилось, что я свалился с кровати. Дверь в комнату отворилась. Я увидел мать, а за ее спиной — отца.

— Что такое? — хором спросили они.

— Упал, — я потер ушибленную голову.

— Ты не болен? — отец заботливо положил мне ладонь на лоб. — Нет. Вроде бы холодный. Температура нормальная.

Мать тоже пощупала мой лоб. Вот притворяются! Заботу разыгрывают. Можно подумать, их очень колышет мое здоровье. Потом они ушли, а мне еще что-то снилось. И я еще несколько раз просыпался. Хотя с кровати больше и не летал.

На следующее утро я приперся в школу совсем никакой. А первым уроком у нас была зоология, которую ведет та самая Приветовна. Ну, мы вчера с ней стыкнулись на лестнице.

А пришел я, надо сказать, рано. Как-то уж так получилось. В кабинете, кроме меня, сидели только несколько девчонок. Ну и сама Приветовна. Я вошел, а она на меня глядит, как ни в чем не бывало:

— Ты, Сидоров, очень кстати. Сейчас мне поможешь.

Я думаю: «Надо же, елки-палки. Вчера на меня орала, а сегодня вроде как радуется». А вслух говорю:

— Пожалуйста. Чем можем, всем поможем.

— Тогда тащи из лаборантской стремянку, — скомандовала Приветовна.

Я притащил и спрашиваю:

— Куда ставить-то?

А Приветовна отвечает:

— К этой стенке. Видишь, там, наверху, гвоздик вбит?

Я глянул: гвоздь оказался почти под самым потолком. Вот, значит, в чем дело. Приветовна на такую высоту лезть боится. И девчонки, наверное, тоже. Потому она сейчас меня любит, как родного сына.

Ну, раскладываю стремянку. А Приветовна объясняет:

— Повесишь на этот гвоздь кашпо с орхидеями. Я сегодня из дома новый прекрасный экземпляр принесла. Только он обязательно должен жить на высоте.

«Ясное дело, — соображаю. — Чтобы, когда зацветет, не оборвали». Начал я подниматься, а Приветовна останавливает:

— Куда лезешь, неугомонный. Про кашпо-то забыл. Сейчас я тебе принесу.

И она кинулась в лаборантскую. А надо сказать, Приветовна на этих орхидеях просто сдвинутая. Их у нее дома, что у других пыли. Я однажды к ней заходил и видел: куда ни плюнь, одни орхидеи. И стоят, и лежат, и висят, и так просто, и в горшках, и в аквариумах со специальной подсветкой. Не квартира, а настоящие джунгли. Еще бы каких-нибудь колибри с обезьянами, и полный порядок. Но из животных у Приветовны живет только одна канарейка. Совсем не тропическая. Хотя, кто ее знает. Может, она тоже какой-нибудь необычной породы. Если вообще у канареек существуют породы. Я в этом не очень-то волоку.

Из лаборантской Варвара Аветовна вынесла плетеное кашпо размером с большую кастрюлю, из которого торчало нечто типа плюща.

— Вы посмотрите, какая красавица! — затрепыхалась в восторге Приветовна. — А уж когда зацветет...

Девчонки вежливо поохали, а я молчу. Хватит с меня того, что вешать эту хламидомонаду придется. Да и над чем тут, скажите на милость, охать. У матери на подоконнике почти такое же растет. Во всяком случае, очень похоже. И почему-то никто не охает и не ахает. Просто иногда поливаем, и ладно.

Вручила мне Приветовна это самое сооружение:

— Только, Тимочка, умоляю, осторожнее.

Я взял. А штука-то оказалась тяжелая. Это она только снаружи из лозы. А внутри — толстый горшок из глины, да еще полный земли. Хотя, судя по весу, Приветовна туда еще и камней напихала. Но делать нечего: держу и лезу.

Мимо книжных полок и мимо головы вепря. Этот вепрь — охотничий трофей дедушки Мити́чкиной из нашего класса. То есть не дедушка из нашего класса, а Танька Мити́чкина. Ее еще Зойка Адаскина на дух не переносит. А дедушка у Мити́чкиной увлекался охотой. И кучу животных перестрелял. Причем из самых любимых экземпляров заказывал чучела. В итоге у Мити́чкиных на этих чучелах моль завелась. Часть сожрала вчистую. Но голова вепря почему-то уцелела. И тогда дедушка Мити́чкиной преподнес ее школе. Наверное, считает: раз у нас новое здание, значит, моли пока нету.