Со статусом колдуний дело обстояло сложнее. Женщины, занимающиеся сейдом, оставались достаточно малозначительными личностями, но от них, скорее, держались подальше, а не презирали. Они жили в туманных пограничных землях между мирами людей, богов и других созданий. Чтобы подчеркнуть эту особенность, даже могилы вёльв описываются как «находящиеся в стороне» от других могил, на краю мест захоронения331.
Также ворожей рассматривали весьма двойственно. С одной стороны, их часто чествовали, устраивали пиры и дарили роскошные подарки, в том числе дорогие ювелирные украшения, как будто бы их социальный статус был чрезвычайно высок. Что-то подобное мы видели в рассказе о Торбьёрг из «Саги об Эйрике Рыжем». Тем не менее – и отголоски этого также можно видеть в истории Торбьёрг, – к вёльвам относились как к неблагонадежным и, следовательно, не таким людям, с которыми стоит иметь дружеские отношения; гостеприимство их хозяев часто зависело от того, предрекут ли они счастливую судьбу и не упомянут ли о дурном. Другими словами, колдуньям приходилось придерживаться версии нашей поговорки эпохи викингов: «Если не можешь сказать ничего хорошего, не говори вообще ничего». Прайс метко характеризует этот аспект их социальной роли как «ритуальное увещевание»332. Считалось, что они на самом деле обладают властью видеть будущее, но от вёльв ожидалось, что они будут говорить только приятные вещи, независимо от того, что видят в действительности.
Когда сейд использовался, чтобы не просто предсказать будущее, а достичь какой-то определенной цели, его результаты могли оказаться любыми, от помощи до вреда. Эти два полюса часто были двумя сторонами монеты: помощь одному человеку сплошь и рядом могла навредить другому. Это особенно применимо к викингам, которые верили в «экономию судьбы»: в мире существует определенное, конечное количество удачи, и когда судьба одного человека меняется к лучшему, судьба другого обязательно должна измениться к худшему333. Когда сейд вредил кому-то, особенно когда кто-нибудь действительно умирал, к вёльве, причинившей такой вред, относились как к любому, совершившему подобное преступление.
Колдунов и колдуний нередко убивали представители официального правосудия. В сагах достаточно подобных примеров. Вот только несколько из них: в «Саге о Гисли» пожилая вёльва по имени Аудбьёрг убила двенадцать человек, и ее забили насмерть камнями. Ее брат Торгрим, также занимавшийся разрушительной ворожбой, был убит позднее334. В «Саге о людях из Лососьей долины» у человека по имени Хрут возник спор об обладании несколькими лошадьми. Соперник Хрута нанял колдуна Коткеля и его сыновей, чтобы повредить своему конкуренту. Однажды ночью они забрались на крышу дома Хрута и начали петь чрезвычайно приятную для слуха и нежную песню. Хрут, понимая, что это означает, приказал своей семье оставаться внутри и не спать. Тем не менее вскоре все были усыплены музыкой, кроме самого младшего и любимого сына Хрута Кари. Зачарованный волшебным пением Кари вышел из дома. Как говорится в саге, «он пошел к тому месту, где происходило колдовство, и тут же упал мертвым»335. За это и другие преступления Коткеля, его жену и сыновей забили камнями или утопили336. В «Саге о людях с Песчаного берега» колдунья Катла делала предложения сексуального характера мужчине по имени Гуннлауг. После того, как он много раз отказывался, дух Катлы напал на него и на много месяцев поразил тяжелой болезнью. Когда люди разобрались, что произошло, Катлу казнили337.
Тех, кто занимался магией, не преследовали и не убивали без разбору, как это было в эпоху печально известной охоты на ведьм в начале Нового времени. В приведенных выше примерах из саг казненных убили не потому, что они колдовали, но, скорее, в рамках общей феодальной культуры с понятиями чести и крови, где любое убийство или тяжкое телесное повреждение подлежали отмщению с помощью другого убийства или тяжкого телесного повреждения. Единственное исключение из этого правила мы видим в случае с сыном конунга Рёнгвальдом и его товарищами. Очевидно, мужчина, ставший вёльвой, навлекал на себя такой позор, что это становилось достаточным основанием, чтобы родственники могли его убить из-за бесчестья, тень которого падала и на них.
Шаманство
Определить, кто такой шаман и что такое шаманство – достаточно трудное дело. Самой точной и общепринятой формулировкой на сегодняшний день является та, которую дал антрополог Ауке Хулткранц: «Шамана мы можем определить как общественного деятеля, который с помощью духов-покровителей достигает измененного состояния, чтобы создать хорошие отношения со сверхъестественным миром ради членов своей группы»338. Это определение мы и будем использовать в книге.