Дубовый листок

И ушел, попыхивая сигарой.

— Самый удивительный из генералов, каких я встречал, — сказал капитан. — Никогда я не видел, чтобы он улыбался или сердился.

— Сердиться он, конечно, умеет! — заверил полковник. — Но сердится по-своему: молчит, как немой.

Мы вернулись в отведенную нам комнату, когда было совсем темно. Тадеуш уселся на кровать и задумчиво произнес:

— Хотел бы я знать, что все это значит.

— Что же тут знать? Ты видел сегодня весь день, что нас принимают как людей. Лучше скажи: ты не забыл, как это называется? — Отвернув одеяло, я показал Тадеушу белоснежные простыни. — Эх, будь что будет, а сегодня заснем как короли.

Глава 33

Рано утром на четвертый день рождества голубоглазый унтер Худобашев явился к нам и предложил следовать к Тифлисским воротам, где собирается оказия на Прочный Окоп. Мы накинули шинели и зашагали по улице, которая вскоре уперлась в высокие каменные ворота. Там стояло несколько сотен возов, а вокруг толпились конные и пешие.

— Дорога нам, братцы, около двухсот верст, — сообщил Худобашев. — Если все будет благополучно, в аккурат к новому году прибудем к месту.

Может быть, настоящей ласки и не было у этого унтера, а говорил он с нами так по привычке, но я совершенно раскис от слова «братцы».

— Кто знает, — сказал я Тадеушу, — может быть, этот «погибельный» не так уж и страшен…

В полдень ударила крепостная пушка, и все около Тифлисских ворот пришло в движение. Двести шестьдесят саней, груженных ячменем, мукой, солью и строительными материалами, окруженные по бокам пехотой, с конными казаками впереди и сзади, двинулись в путь.

Время от времени обоз останавливался, чтобы подтянулись отставшие, и тогда солдаты сбивались в кучи, закуривали, балагурили. И меня и Тадеуша удивляло отсутствие в отряде той железной дисциплины,

что царила у нас на Саксонском плацу. Пуговицы у многих солдат не были начищены, а вместо бескозырок большинство носило косматые бараньи шапки, как у казаков. И многие офицеры были в таких шапках.

Сколько пришлось бы здесь похлопотать цесаревичу! Гауптвахта, вероятно, ломилась бы от наказанных.

На одной из стоянок к нам подошел унтер Худобашев и сказал Тадеушу, чтобы он лез в сани.

Тадеуш удивленно посмотрел на него, а потом на меня. Худобашев меж тем снял с соседних саней черную бурку и подал Тадеушу:

— Садись, говорю, в сани. На мешках с ячменем будет удобно, а буркой закроешься.

— Дзенкуйе, — тихо ответил Тадеуш, приложив руку к груди, и, стараясь не задеть больную ногу, неловко полез в сани.

Худобашев махнул рукой и объяснил:

— Благодарить не за что. Я под расписку вас принял и сдать должен в полк в полной исправности. А этот паренек, гляжу, все прихрамывает и уж больно слабым выглядит. Издали я на него смотрел и подумал: ветер чуть сильнее дохнет и свалит. Ясно? — Худобашев улыбнулся и ушел в цепь.

— Хороший хлопец… Видно, и среди москалей немало добрых людей, — сказал Тадеуш и вдруг рассмеялся.

— Чего ты?

— Вспомнил, как ты кричал на губернатора и так страшно смеялся!

— Да, то был гусь! Вывел меня из равновесия. По глазам увидел, что ты наполеонщик, а я бельведерщик.

— А как ты думаешь, этот унтер от доброго сердца меня сюда посадил или из страха ответственности? — спросил Тадеуш, получше закутываясь в бурку.

— Но это ведь все равно — дорогой разума или чувства он добрел до человечности. Важно, что добрел.

Не один раз в пути этот невзрачный унтерок подходил спросить, хорошо ли сидеть Тадеушу, сказал, что в Прочном Окопе есть замечательный лекарь Майер, который вылечит ему ногу, а на привалах заботился, чтобы нас не забыли накормить. Меня он назвал молодцом.

— Мы с тобой, браток, худы, как щепки, но все равно живучи!

Тридцать первого декабря на горизонте показался поселок, а за ним валы Прочного Окопа, увенчанные часто-колом.

— Зачем это на частоколе горшки понавешены?

— спросил Тадеуш, когда мы подошли поближе.

— То не горшки, — поправил солдат, шагавший рядом. Черкесские головы то. На страх врагу. Пущай помнит, что русских забижать не след. А то они то и дело нападают на наши станицы, воруют не токмо что скот, а и баб, и ребят. Не хотят покориться нашему государю. Вот его высокоблагородие полковник Засс и приказал их этак постращать. Азиаты! Добрых слов не понимают.

Мы прошли через небольшой поселок, именуемый

Форштадтом, и спустились в ложбину, где раздавался исступленный визг и лай.

Ишь, расходились псы, — сказал тот же солдат, указывая на огорожу, возвышавшуюся недалеко от дороги. Наверное, полковник Засс давно на охоту не выезжает. Вот и соскучились.

Обоз въехал в крепость и остановился около фуражного склада для разгрузки. Мы с любопытством озирались. Здесь был целый городок — солдатские домики, конюшни, склады и кухня, дышавшая запахом щей. А в стороне стоял небольшой каменный дом и около него даже сад.