Дубовый листок

— О экселленция! Все, что вы делаете, что говорите, — так благородно…

— Какой ты еще ребенок! — И Дверницкий потрепал меня по плечу.

С паном Хрощековским было договорено, что в Дружкополь

съедутся на совет руководители волынских повстанцев. На следующее утро мы выступили форсированным маршем и пришли в это местечко к ночи. Дорога была трудновата — под Дружкополем начинаются Татры — отроги Карпат, там много болот и лес стоит сплошною стеной.

Рано утром генерал выстроил корпус шпалерами вдоль дороги для торжественной встречи повстанцев. Ожидание длилось четыре часа. Генерал то и дело посылал меня на дорогу посмотреть, не едут ли. Около полудня я увидел верхового, мчавшегося галопом. Каково было мое удивление, когда это оказался Анастаз Дунин.

— В Константинополь невозможно пробраться, — грустно сказал он. — Не знаю уж, как показаться на глаза генералу. Огорчится! Одна надежда, что он мне верит. Не скажет, что я нерадив…

Генерал, по-моему, огорчился слегка: он чуть повел плечами и молвил:

— Ну что ж, по крайней мере Народный Жонд не упрекнет в том, что я не пробовал связаться с Портой. Что там Порта, которая находится за морями и горами. Рассчитывать нужно прежде всего на собственные силы

Только в полдень на дороге вместо повстанцев показалась коляска.

В ней сидела разряженная пани. Остановившись у штаба, она спросила генерала Дверницкого.

Пробыла у него пять минут и уехала обратно. Через полчаса с другой стороны прибыла еще одна пани, тоже в коляске. Она тоже спросила генерала и тоже была у него не более пяти минут. Потом явились еще две пани вместе. Мы только пожимали плечами. Штабная изба пропахла духами и пудрой. Из-за двери слышался раздраженный голос генерала. Пани ушли, шелестя шелковыми подолами, и щеки их были весьма красны. Оттого ли, что дома эти пани густо нарумянились, или от стыда, пережитого в беседе с генералом?

Генерал долго сидел один, и я не решался его беспокоить. Ему давно было пора обедать. Наконец он меня позвал. Сидел за столом со сдвинутыми бровями, опершись на руку.

— Вы меня звали, экселленция?

— Ах да! Звал… Черт знает что! Где там Высоцкий?

Я приоткрыл дверь и поманил Высоцкого, который с утра грустил в штабе, ожидая повстанцев. Тот вошел.

— Черт знает что! — сказал генерал. — С декабря делегат Дениско не давал никому покоя в Варшаве! Вызвали на Волынь корпус! Заставили меня сидеть целый месяц в Замосцьских болотах и приносить жертвы холере! Теперь же пришел час действовать, и все заболели! Про тяжеловозов услышали в первый раз! Прислали жен извиниться… Никогда еще я не бывал в таком глупом положении!.. Что бишь я хотел… Да! Поди, Михал, распусти солдат. Небось устали бедняги стоять. Пусть варят пищу.

От обеда он отказался и все ходил по избе взад и вперед. Я не видел его еще ни разу в таком состоянии.

— Что теперь будет? — спросил я тихонько Высоцкого, который уселся на крыльце и грустно смотрел на дорогу.

Он только пожал плечами и стиснул зубы.

Под конец дня приехали три графа — Стецкий, Тарновский

и Чацкий. Эти были совершенно здоровы и привели с собой по сто пятьдесят человек дворовых. Генерал сразу захотел обедать.

Граф Стецкий — молодой, красивый, одетый с иголочки улан почему-то выбрал для беседы меня. Просидел в

штабе целый час и все расспрашивал, кто я и что. Я не против был поговорить и даже слегка «фехтовал» языком.

Поздно вечером генерал потребовал меня.

— Напиши там приказы — графа Чацкого назначить региментарием[41] повстанцев на Волыни. Графу Стецкому дать кроме его людей сто пехотинцев, тридцать улан и вот… очень уж просит тебя… — он почти виновато улыбнулся. — Не хотел я, Михал, с тобой расставаться, но что поделаешь! Людей-то нехватка, а ему нужен помощник для Владимирской операции…

— Ты аж весь почернел, — сказал мне Анастаз Дунин, когда я вышел от генерала. — Что случилось?

— Приглянулся Стецкому, вот что!

— Жаль! — вырвалось у Высоцкого.

На душе у меня скребли кошки, пока я писал эти приказы.

— Михал, — вдруг заговорил Высоцкий, подсаживаясь ко мне. — Как Же это? Выходит, ты не увидишь своих близких в Берестечке?

— Угу!

— А если попросить генерала?

— Чтобы он вместо меня послал Дунина? Ну нет! Дунин и без того измучился с экспедицией в Порту…

— Это правда… Тогда напиши твоей панне письмо. Я ее постараюсь найти и все объяснить… Если, конечно, буду жив до Берестечка.

— Спасибо…

Я с удивлением посмотрел на него. До сих пор мне казалось, что Высоцкий умел заниматься только военными и революционными делами.

— Что так смотришь? — сказал Высоцкий. — Не все же должны жертвовать личной жизнью. Для тебя в этом необходимости нет.

Глава 19

Дружина графа Стецкого выступила, когда стемнело, а на рассвете мы были уже под Иваничами. Пан Иваницкий не только пожелал нам успеха, но и усилил отряд графа Стецкого двадцатью косиньерами[42].