Дубовый листок

Посидели у них с полчаса, расспросили про мать. Она вернулась из плена с беглым солдатом. Теперь живут все вместе.

Нас не хотели отпускать.

— В другой раз, — пообещал я. — Скоро опять поеду через Прочный Окоп. Ведь я, Марина, теперь буду офицером.

Она пошла нас проводить. Навстречу попался молодой казак, остановился, окликнул Марину. Она раздраженно отмахнулась:

— Успеется!

И довела нас до оврага.

Мы уже миновали овраг, а она все стояла и смотрела нам вслед. Стоял позади и молодой казак. Когда я оглянулся еще раз, Марина медленно возвращалась в Форштадт. Поравнявшись с казаком, опять на него махнула и пошла впереди.

Воробьев тоже наблюдал за ними.

— Наверное, это и есть жених, — сказал он. — А она с ним не больно-то вежлива… Красивая девушка!

В Усть-Лабе мы узнали, что готовятся в поход. Куда и с кем? Почему-то на этот раз военные части прибыли в Усть-Лабу не по Кубани, а степной стороной и остановились вдали от крепости.

Сбор заиграли поздно ночью. Каково же было мое удивление, когда я увидел во главе отряда генерала Засса.

— Решительно ничего не понимаю! — воскликнул Воробьев.

— Здесь одно понятие, — объяснил полковник Полтинин. — На войне всякие хитрости дозволены. Засса черкесы боятся как огня, Григорий Христофорович, наверное, задумал какое-то важное дело.

Так и оказалось. Пошли опять наказывать родичей Виги. Несмотря на обещания жить дружно, они недавно обидели одну из станиц.

Абадзехи были застигнуты врасплох. Узнав о смерти «шайтана», собрались пировать на Лабе. В самом разгаре веселья появились мы и устроили спектакль. Опомнившись, абадзехи бросились за нами в погоню. Им удалось только одно — ранить «шайтана» в ногу. Засс не унывал. Ему было привычно получать раны. Несмотря на уговоры, он продолжал путь верхом.

Уже на Урупе нас догнали абадзехские послы. Генерал принял их, усевшись на барабан, в позе «как ни в чем не бывало».

— Поздравляем! — сказал один из послов, низко кланяясь. — Мы надолго запомним твое воскресение из мертвых.

Засс поклонился, приложив руку к сердцу, и его багровое лицо осветила улыбка.

— Наказать нас следовало, — продолжал посол. — Зачем сделали пир, узнав о твоей смерти. Все же предупреждаем — никаких клятв давать не будем. Отплатим тебе щедро.

— Отлично! — ответил Засс. — Только повремените недельки три. А то ведь я не успею приготовить для вас хорошее угощение.

Послы опять низко кланялись и улыбались, как будто Засс сказал им много любезностей. Засс тоже кланялся и улыбался.

Накануне отъезда в Ставрополь рота устроила мне проводы в квартире Воробьева. У него я и остался ночевать.

— Надо бы, Михаил, тебе жениться, — сказал он, собираясь на боковую.

— Я никого не люблю, да и меня тоже не любит никто.

— Экий ты бессердечный! Ну теперь, когда будешь ходить с красивой шашкой и в эполетах, тебя наверняка кто-нибудь полюбит.

— Что стоит такая любовь!

— Человеку нужно иметь семью. Или решил подражать Вельяминову и провести век бобылем?

— Генералу, пожалуй, не нужно жениться. Он всю жизнь на войне, и его семья — войско.

Воробьев начал доказывать, что все военные должны жениться. Ведь у семейных людей возрастает привязанность к родине. Я спорил: у меня нет родины, в генералы я не собираюсь, и зачем военному жениться, если его каждую минуту могут убить.

— После него останутся дети.

— На чью шею? — Я захохотал. — У меня есть приемная дочь, да и ту я не знаю куда девать. В Ивановской, как и в Ольгинской, нет школы и людей, которым я мог бы поручить ее воспитание. Видно, придется ей быть крестьянкой — «иногородней», как говорят казаки.

— Это ты про ту кроху, что вытащил в абадзехском ауле? Да… — Воробьев задумался. — Стой, кажется, могу тебе помочь.

Он предложил отвезти Вигу в Ставрополь к его жене.

— Она, бедняжка, совсем одна, и твоя черкешенка украсит ее жизнь. И дружба наша с тобой укрепится. Не бойся, мы не отнимем твои опекунские права. Я уж вижу, каким волком ты смотришь…

— Может быть, и волком. — признался я. — У меня с этой девочкой кое-что общее. Самое главное — мы оба все потеряли.

— Но это ничуть не осложняет дело.

Было уже далеко за полночь, когда мы договорились ехать в Ставрополь другой дорогой, чтобы побывать в Ольгинской.

За Вигой я пошел один. Воробьев остался ждать на берегу Кубани.

У Берестовых я не был почти год, и встреча была особенно радостной.

Вига превратилась в смышленую и очень милую девочку, но мне была не по душе ее деревенская одежда. Христинка уже заневестилась, стала очень застенчивой, держалась в сторонке и от каждого вопроса краснела и опускала глаза.

— Сватается за нее прапорщик Худобашев. — шепнул Петр. — Не знаешь ли его? Хороший ли человек?

Я обрадовался:

— Очень, очень хороший!

Наконец можно было приступить к самому главному:

— Я теперь буду в Тенгинском полку, а это. Петр, означает, что гораздо реже смогу приезжать в Ольгинскую. Да и Вига уже подросла, ей нужно учиться. Школы в Ольгинской нет. Я приехал, чтобы взять ее в Ставрополь. Будет там учиться в гимназии.

— Вигу? От нас! — воскликнула жена Берестова, схватившись за сердце.