Драконов бастард

Тобиус увидел белое царство Оры, которое, казалось, простиралось от одного края мира до другого. Он увидел безымянные горы, увидел пропасти, увидел бесконечные белые снега, не попранные ни ногой человека, ни лапой животного. Он даже увидел воды Седого моря и Пасти Дракона — громадного пролива, отделяющего Ору от Стигги. Составив в голове более-менее сносную карту, волшебник опустился вниз и полетел на малой высоте, мысленно стремясь к самому западному поселению людей.

Чтобы преодолеть убийственный встречный ветер, он сотворил вокруг себя собственный микроклимат, который чуточку обогревал его, и попросил мимика нарастить внутри побольше меха. Он летел, ударяемый потоками ледяного воздуха, летел, плотно закрыв глаза, потому что от постоянно проносящихся перед лицом белых сугробов можно было получить снежную слепоту. Тобиус поправлял свой курс интуитивно, в мыслях сверяясь с чувством направления, которое присуще всем волшебникам. Летя с огромной скоростью, он проделал путь нескольких недель всего за день и прибыл в нужное место глубокой ночью.

Волшебник опустился, и снег достал ему едва ли не до пояса. Разоренное поселение на краю человеческих владений Оры приветствовало его тоскливой пустотой. Войдя через провал в стенах, на котором когда-то были ворота, он побрел меж полуразрушенных каменных домов с выбитыми окнами, выломанными дверьми, а порой и оторванными крышами. Выглядело все так, словно поселение стало жертвой разбушевавшегося тролля. Конечно, в тех разбитых стенах не осталось ни единой живой души, а снег почти поглотил руины, за которыми никто не ухаживал уже многие месяцы.

— Дальше только тундра, — прошептал Тобиус.

Он выбрал себе дом поцелее, с крышей и стенами, выпустил из сумки Лаухальганду, который быстро и без капризов сожрал весь снег и мусор с пола. Установив в проеме собранную по щепкам дверь, Тобиус зажег в большом очаге магический огонь, закупорил все щели и наконец почувствовал, что становится немного теплее. Скромно поев, накормив мимика и угостив Лаухальганду, серый маг устроился в углу, в объятиях своего живого плаща. Тот бережно хранил тепло хозяина, более преданный и послушный, чем пес, более свирепый и безжалостный, чем голодный парзух.[45] У ног подпрыгивал Лаухальганда. Живой упругий шарик достаточно выспался за время путешествия, и теперь его распирало от свежих сил. Не зная, чем заняться, Тобиус оглядел свое прибежище Истинным Зрением и… не нашел ничего примечательного. Люди, жившие здесь, никогда не владели волшебством, и даже от следов их аур в доме остались скромные обрывки.

— А ведь я сижу в заброшенном доме посреди мертвой, посыпанной снегом земли, один, в окружении магических спутников и слуг, посланный неизвестно куда и неизвестно зачем, с большими шансами на смерть от обморожения и голода… — вдруг сказал Тобиус сам себе. — Господь великий, как я до этого дошел?

Не получив ответа, маг достал свою книгу заклинаний, вынул из воздуха волшебное перо и начал составлять новые системы заклинаний. В любой непонятной ситуации сохраняй спокойствие и занимайся магией, говорили наставники Академии.

Шла третья неделя его пути по орийской тундре, месяц йул давно вступил в свои права, на юге лето вошло в расцвет силы, а на севере одинокий путник дрожал от промораживающего ветра и постепенно терял чувствительность членов.

Волшебник забрался глубоко на запад, шагая по долинам и взбираясь на скалы. За это время он убедился, что Ора — это не только бескрайние снега, но и скалы, и голая каменистая равнина, а с севера над ним нависали пики неизвестной ему горной гряды. Люди этого острова просто никогда не проявляли интереса к своим горам и за все время, что они жили здесь, не удосужились придумать им имя. Трижды ему приходилось брать южнее прямого западного курса, и тогда он видел оголенную серую местность, потерявшую снежный покров по случаю летнего «зноя». Однако чем ближе он подбирался к берегам Пасти Дракона, тем больше становилось снега, тем сильнее бил ветер и безжизненным казался мир.

Ветер был могуч. Поднимаясь с каждым шквалом, он отрывал от земли текучий снежный «туман», и тело волшебника покрывалось хрустящей ледяной коркой. Тобиус шел вдоль берегов огромных студеных озер, проводящих века в плену ледяных оков, пересекал полноводные реки, которые умудрялись течь, подогреваемые жаром немногочисленных термальных источников, блуждал в скалистых лабиринтах. В воздух он поднимался как можно реже, ибо беспокойные духи ледяного ветра немедленно начинали водить вокруг него безумный хоровод и вырывать из живого тела клочья спасительного тепла. Лишь в часы крайней спешки, убегая от очередной наступающей метели или стаи полярных волков, он отрывался от земли и несся прочь на эфемерных крыльях.