Дозоры

— Ну что ты так, Антон! — обиделась Юлия Тарасовна. — Разве ж можно так о детках? Да хоть бы и охрана — что в том плохого? Три десятка дошкольников в ограниченном пространстве способны задержать, искалечить или даже убить взрослого человека.

— Шуточки у вас, Бабушка, — сказал я. — Где мы можем поговорить?

— Заходи, — вздохнула ведьма. — Только разуйся, у меня тут санитария и гигиена. Дети все-таки!

Мне пришлось дожидаться минут десять, прежде чем Хохленко загнала всех своих подопечных в спальню, распихала по кроватям — и вышла в игровую комнату. Выходя, она что-то сделала, я почувствовал слабое дыхание Силы — и через миг эмоциональный фон вокруг изменился. Дети уснули. Все, разом.

— Ай-ай-ай, — сказал я.

— Обычно я такого не делаю, — строго ответила Юлия Тарасовна. — Но ты же хотел поговорить.

Я кивнул. К моей радости, в игровой комнате была пара нормальных, человеческих размеров стульев, а то бы пришлось скрючиваться на детском или стоять.

А еще в игровой комнате был кот.

Пока дети не улеглись спать, он сидел на шкафу и умывался. Огромный рыжий котяра, с мордой настолько добродушной, что это выглядело подозрительным. На меня кот поглядывал с умилительным радушием.

Когда дети ушли, кот спрыгнул, подошел ко мне и запрыгнул на колени. Тут же повалился на спину, подставив пузо.

— Вот же зараза, — сказал я.

Но брюхо коту все-таки почесал.

— Любишь животных? — поинтересовалась Юлия Тарасовна, усаживаясь напротив меня.

— Обожаю, — сказал я. Достал из кармана рубашки сложенный вчетверо листок, протянул ведьме: — Вот официальное разрешение Ночного Дозора на использование вами магии с целью продления жизни коту Герману.

— Ох, спасибо, — обрадовалась ведьма, бережно расправляя, разглаживая, рассматривая — и снова складывая и пряча куда-то документ. — Вот радость-то старушкина, вот счастье-то.

— Немецкой породы кот? — спросил я, ссаживая Германа на пол и отряхивая брюки от рыжих волосков.

— Нет-нет, наш, русский, дворовой породы. А имя получил в честь второго космонавта планеты, Германа Титова!

Я чуть не поперхнулся.

— Очень он мне понравился, — доверительно сообщила Юлия Тарасовна. — Юрик, конечно, обаятельный, одна улыбка чего стоит! Но мне Герман больше нравился. Мужчина! Герой! К тому же — второй. Представляешь, Светлый, как трудно быть вторым? Тот же подвиг — но ты второй. И навсегда им останешься. Пятому не так обидно. Десятому. А вторым быть — тяжкий груз навсегда.

— М-да, — пробормотал я. — Крайне занимательно. Против кота-то директор садика не возражает? Санитария, гигиена…

Хохленко расхохоталась. Кот запрыгнул ей на колени, привычно свернулся клубком. Ведьма погладила его привычным движением.

— Ой, Антон, ой, умора… Ну кто ж мне возразит-то?

— Сделаю вид, что я этого не слышал, — хмуро сказал я. — Юлия Тарасовна, я к вам не из-за этой бумаги пришел.

— Да уж понимаю, что Высшие курьерами не работают, — сразу посерьезнела Хохленко. — Позволь догадаться? Визит твой связан с тем пророчеством? Нужна тебе Бабушка Бабушек, глава Конклава?

— Вы, я вижу, еще и пророчествами подрабатываете, — сказал я.

— Тут пророчествовать не надо, Антон. Тут голову на плечах надо иметь.

Я кивнул.

— Впрочем, Завулон держит меня в курсе дела, — сказала Хохленко задумчиво. — Так что я знаю. Кое-что.

Спрашивать, знает ли она про архив и то, что меня обвели вокруг пальца, я не стал.

— Мне нужна встреча с главой Конклава, — сказал я. — С Ведьмой Ведьм, Бабушкой Бабушек, Прабабушкой — как ни зови. Я знаю, что эту информацию вы никому не выдаете, тем более Светлым. Но вы сами понимаете — это не для зла.

— Ваше добро нам тоже не в радость, — хмыкнула Юлия Тарасовна.

— Мы все можем погибнуть, — сказал я. — Весь мир. Все Иные. Все люди.

— Может, давно уже пора? — спросила Хохленко негромко. — Все заслужили, если уж честно говорить. Полной мерой. И люди, и Иные.

Она на миг замолчала. Подняла на меня взгляд — тяжелый, твердый. Не хотел бы я встретиться с ней один на один ночью в темном лесу. Впрочем, и светлым днем в шумном городе — тоже. Если она сочтет меня врагом.

— Понимаю, — сказал я. — Вы же украинка, верно? Да, у вас там нынче…

— Я малоросска, — сказала ведьма. — Хохлушка. Украинкой меня не зови — обидишь.

Я кивнул:

— Понимаю.

— Что там нынче творится — дрянь, да в девятнадцатом при Симон Васильиче и не такое бывало, — сказала Хохленко. — А что, где-то лучше? Русская дурь да пьянство? Американское чванство и лицемерие? Европейское фарисейство? Азиатская жестокость?

— Это все люди, — сказал я.

— А мы лучше? — спросила ведьма. — Что наши, что ваши… Может, и пускай оно, а?

Я перевел взгляд на полуоткрытую дверь спальни, где лежали в своих кроватках дети. Свешивались из-под одеял ручки-ножки, валялись на полу носки и сандалеты.

— Они тоже виноваты? — спросил я. — Им тоже умирать?

— Всем когда-то умирать, — ответила ведьма. — Они, может, и не виноваты, но это пока… Все рано или поздно будет… Сто лет назад я бы парочку из них точно в поросят превратила, от греха подальше.

Я позволил себе улыбнуться.

— Неужто можете, Юлия Тарасовна?